Испанская дочь

Мне он казался человеком совсем иного типа. Кто действительно подходил под сложившееся у меня представление о выпускнике университета, так это мой муж – но уж никак не Мартин! С другой стороны, это путешествие уже не первый раз бросало вызов всем моим прежним предвзятостям в отношении других людей.

– А что ты там изучал?

– Агрономию.

– Разумный выбор.

Некоторое время слышалось лишь тихое журчание впадающего в реку ручья.

– А что произошло с твоим отцом?

– Утонул.

Столь прямой ответ привел меня в замешательство. Непроизвольно я поглядела на воду, уже сожалея, что спросила. Впрочем, сам Мартин как будто был не против этой темы.

– Он накануне крепко напился, а утром решил пойти поплавать. Некоторые считают, у него случилась судорога, но лично я думаю, что он просто еще не протрезвел.

– А он что… – Я постаралась сделать голос пониже. – Он что, так часто выпивал?

– Нет. Потому-то он в тот раз так сильно и опьянел. Он не умел справляться с алкоголем. – Мартин задумчиво посмотрел на воду. – Мне кажется, его просто наконец все это нагнало.

– Что все?

– Все его ошибки.

Мне страшно хотелось выведать побольше, но я сомневалась, что Кристобаль стал бы его расспрашивать. К тому же так оплошав с хихиканьем, я не хотела еще сильнее привлекать к себе внимание. Хотя, если честно, меня удивляло, что Мартин до сих пор не понял, что я женщина. Мне он показался человеком наблюдательным.

– Ну, все это уже в прошлом. Теперь это уже ничего не меняет, – с некоторой горечью произнес он.

Тут его снасть напряглась, потом немножко дернулась. Мартин вскочил и схватился за удилище.

– Крупненький… – Он смотал леску и потянул удочку вверх, вытаскивая из воды здоровенного окуня, весившего как минимум шесть фунтов.

Ухватив отчаянно извивающуюся рыбину, Мартин вытащил у нее изо рта крючок, после чего продел через рот и жабры большую иглу с длинной веревкой и завязал бечеву узлом. Иглу он воткнул поглубже в берег, а рыбу пустил болтаться в проточной воде.

– Чтоб посвежей была, – пояснил Мартин.

Об отце он больше не заговаривал, а спрашивать я не решалась. Мне нужно было найти безопасную точку равновесия, при которой я могла бы снискать его доверие и притом не слишком засыпать вопросами.

В рыбалке мне повезло крайне мало, но хоть пару небольших окуньков я все же выловила. Затем перед нами встала кровавая задача: требовалось пойманных рыб вымыть, вспороть им брюхо и выпотрошить внутренности. Я с восхищением любовалась, как мастерски все это проделывает Мартин, с какой точностью и сноровкой работает он ножом. Руки у него были крупные, мужественные, с забившейся грязью под ногтями. Я, как зачарованная, наблюдала за ними.

Как так получилось, что женщины никогда не занимаются такими потрясающими вещами, как рыбалка? Мне, по крайней мере, этого делать не доводилось. Я всегда была слишком занята своей работой.

Я вгляделась в профиль Мартина. Что бы, интересно, он сказал, узнай он, кто я на самом деле? Попытался бы заигрывать со мной – или начал бы вести себя холодно и отстраненно? Наверняка он уж не стал бы пользоваться теми вольными словечками, что так легко слетали с его губ, пока он считал меня мужчиной.

И впервые за все это время я пожалела о своей состриженной копне длинных волос. Кристобаль питал к ним исключительную слабость, и я не могла не сожалеть, что Мартин не может, как он, видеть во мне женщину.

«Стоп! Что это со мной? У меня, считай, только что умер муж – а я тут гадаю, что подумал бы обо мне другой мужчина?»

Внезапно Мартин резко повернулся ко мне и спросил, не откажусь ли я отправиться к нему домой отведать пойманную рыбу. Я неуверенно сказала «да» – и тут же от имени Кристобаля от души ущипнула себя за бедро.

* * *

Дом Мартина стоял недалеко от реки, у самой границы отцовской асьенды. Это было двухэтажное строение с золотисто-коричневой крышей. Зайдя внутрь, я не могла не заглядеться на потолок, почти лишившись дара речи. Сооруженный в форме буквы «А», он чередовал в себе широкие доски и стеклянные панели, пропуская в дом невероятно много света. Сквозь эти световые фонари видно было кроны окружающих деревьев. Это казалось так прекрасно! Мне сразу вспомнились домики из детских сказок, что я читала в детстве. Ступени были отчасти деревянными, отчасти из серого камня, причем обросшего местами мхом, точно в старинном замке. Этот дом играл формами и стилями, лишая ощущения реальности и пространства, заставляя сомневаться, внутри ты находишься или снаружи.

Пока Мартин нарезал окуней на куски, обваливал их в муке и отправлял в разогретое масло, я стояла, прислонясь к кухонной стойке. Мы были с ним сейчас словно два холостяка, которые знакомы всю свою жизнь и которым исключительно комфортно в обществе друг друга. Мартин угостил меня пивом, называвшимся Pilsener, и, пока жарилась рыба, принялся развлекать меня рассказами о женщинах, бывавших у него на этой самой кухне. В жизни я еще не слышала столь невоздержанных речей!