Испанская дочь

Я нарядилась в один из лучших костюмов Кристобаля: в серый костюм-тройку из тончайшей шерсти, который, несомненно, выделялся среди светлых льняных костюмов, что обычно носили мужчины в этой стране. Анхелика по поводу моей одежды сразу заметила, что мне необходимо срочно посетить местного портного и заказать себе новый гардероб, более соответствующий здешнему климату. Я согласно покивала – хотя никакая сила не смогла бы затащить меня к портному. Я не понаслышке знала, что такое настоящая жара – в Севилье летом порой тоже стоял жуткий зной. И на самом деле в чемодане Кристобаля имелись вещицы из куда более тонкой ткани. Но как я объясню Анхелике, что мне требуется натянуть на себя несколько слоев одежды, включая и корсет, чтобы спрятать грудь?

Пока Лоран вез всю нашу компанию в город, Анхелика мне сообщила, что Мартин еще с утра доставил их музыкальные инструменты в театр.

– Благослови его Господь! – не замедлила ввернуть Каталина.

Проигнорировав восклицание сестры, Анхелика принялась рассказывать, как много праздничных мероприятий ожидается на протяжении недели: и всевозможные парады, и народные танцы, и шоу искусств и даже, в самый последний день, вечер танго. Одним из наиболее ярких событий будущих торжеств, в которых участвовала и Каталина, были выборы Королевы Винсеса – которые Анхелика даже выиграла несколько лет назад. Мне этот факт был уже известен: Хулия обмолвилась о нем за завтраком. В последние пару дней служанка тоже стала проявлять ко мне заметную симпатию. И я гадала: то ли она просто непроизвольно подражает благосклонности своей госпожи, поскольку Хулия, казалось, с огромным уважением относилась к Анхелике, – то ли она мне благодарна за то, что я пристроила ее кузину Майру работать в доме у Мартина.

– Как тут нынче красиво! – восхитилась я, когда мы прибыли в Винсес. Город в этот приезд показался мне более ярким и живописным, как будто тоже надел на себя лучшие свои наряды ради праздника.

– Президент Альфредо Бакерисо имеет к нашим краям особое расположение благодаря какао, что мы тут выращиваем, – объяснила Анхелика. – Наш город был одним из первых на побережье, куда провели электричество.

– Притом что вы производите восемьдесят тысяч тонн какао в год – еще бы он был вам не благодарен! – фыркнул Лоран, немало подивив меня своей осведомленностью. Впервые за все время он высказал что-то имеющее хоть мало-мальский интерес.

Я пытливо уставилась на него, глядя, как он рассеянно поглаживает руку Анхелики. Быть может, этот его легкомысленный образ – всего лишь отвлекающий фасад?

Театр «Ольмедо» оказался небольшим, но очень впечатляющим. Зрительный зал был плотно уставлен креслами с ярко-красной обивкой, расположенными полукругом, и снабжен слегка возвышающимися ложами по бокам. Сцену обрамляли сливочно-белые колонны, а с эллиптически вытянутой арки ниспадала пара карминовых бархатных занавесей.

Театр постепенно заполнялся публикой. Заметила я и несколько знакомых лиц с бинго-вечеринки. Некоторые поприветствовали меня коротким кивком, другие с высокомерностью проигнорировали. Разговоры вокруг велись больше на французском, чем на испанском. Судя по всему, здесь как раз и собиралось местное «парижское» сообщество.

За пару минут до выступления сестер мною вдруг овладела странная нервозность – я то и дело оглядывалась и вытирала взмокшие ладони о брюки. Между тем Лорана явно больше интересовали те, кто сидел позади нас, нежели появление его жены на сцене.

Как только занавес раздвинулся, весь зал затих. Меня охватило чувство гордости. Под мягким светом ламп мои сестры, расположившиеся с инструментами на сцене, являли собой захватывающую дух картину. С идеально выпрямленными спинами, с грациозно вытянутыми шеями и слегка наклоненными головами – они сидели с такой элегантностью и статью, что просто глаз было не оторвать.

Наконец, по некоему сигналу, они начали играть. Струны их звучали в безупречной гармонии, донося до нас творения Штрауса, Шопена и Дебюсси. На середине выступления Каталина со скрипкой поднялась на ноги, настолько поглощенная своей игрой, что напрочь, казалось, забыла, что на нее глядит сейчас полгорода. Ни разу еще я не видела ее настолько самозабвенной и неукротимой в своей страсти, нежели сегодня.

После их номера распорядитель мероприятия – худощавый мужчина с пышными белыми усами, идеально подходящими к его белому галстуку и жилету, – объявил, что сейчас со сцены прозвучат стихи в честь президента Эквадора Альфредо Бакерисо Морено – который, как оказалось, тоже был поэтом. Публика зааплодировала, закричала здравицы в адрес отсутствующего президента, к которому Лоран, как мне показалось, питал большое уважение, называя его «либералом».