Испанская дочь

Когда начались поэтические чтения, несколько зрителей принялись откровенно зевать. Мне тоже, признаться, еле удалось держать глаза открытыми, однако мой Кристобаль, несомненно, получил бы массу удовольствия от этого праздника местной культуры и изящных искусств. Глаза у меня повлажнели от слез. Как же я тосковала сейчас по своему мужу! Как мучилась от невозможности вновь его увидеть!

Наконец концерт закончился, и я встретила за сценой Каталину с Анхеликой. Поздравила обеих и – впервые за все время – от чистого сердца их крепко обняла.

Когда мы прибыли на торжественный ужин, в гостиной было уже полно народу. Озабоченные официанты в черных смокингах носили туда-сюда подносы с легкими закусками и французскими винами. Держа в руке бокал шампанского, я стала наблюдать за окружавшими меня людьми.

Раскрасневшаяся и воодушевленная после выступления, Каталина попыталась пообщаться с группкой женщин, которые приветствовали ее натянутыми улыбками и символическими, вскользь, поцелуями в щеку.

Анхелика же – почти как в вечер игры в «Бинго» – чувствовала себя здесь абсолютно как рыба в воде. Она прямо-таки расцветала в подобном окружении – в этом царстве элегантности, стати, красоты. У нее всегда находился верный комплимент или идеально подходящий анекдот. Народ роился вокруг нее, особенно мужчины – и Лоран нисколько этому не возражал. На самом деле его интерес явно тяготел к некоему молодому человеку, которого я тоже видела на той вечеринке на асьенде, и разговор между ними как будто продолжался с предыдущей встречи. Мне припомнилось то затянувшееся молчание в спальне, когда я пряталась под кроватью и совсем рядом со мной оказались две пары мужских туфель. Непроизвольно я поглядела на кожаные слиперы Лорана.

Когда же я подняла взгляд, то наткнулась на лицо, которое никак не ожидала здесь увидеть, – Мартина.

Он приветственно приподнял бокал, и я воздела свой в ответ. В помещении как будто сразу сделалось жарче. Мартин был из тех мужчин, что становятся привлекательнее тем сильнее, чем дольше их знаешь. Мне он казался самым броским и выдающимся участником сборища – не по причине его наружности, а по тому, как он держался. Он пересек гостиную с таким достоинством и самоуверенностью, что это не могло не привлечь к нему внимание.

Ожидая, когда он подойдет, я отпила из бокала.

Но не успел он ко мне приблизиться, как атмосфера в зале как-то неуловимо переменилась. Вокруг сделалось тише, смех приутих. В гостиной как будто повисло напряжение, источника которого я пока не могла распознать. Первой моей догадкой было – что прибыл дон Фернандо дель Рио. Однако здоровяка нигде не было видно.

Взоры почти всех собравшихся были стянуты к Анхелике, которая отчего-то побледнела и затихла, и к еще одной женщине, которой я доселе не встречала. Первое, что я заметила в этой особе, – это ее медового цвета глаза. Одета она была так же щегольски, как и моя сестра, – в серебристое шелковое платье, расшитое бисером и стразами, и в шляпку, украшенную двумя пышными перьями. Под глазами у нее пролегли темные круги, как будто она уже несколько недель недосыпала.

С самым серьезным видом эта женщина направилась к Анхелике и протянула ей руку для приветствия. Глядя в глаза этой странной особе, моя сестра приняла рукопожатие, хотя мне и показалось, что ладони их едва притронулись друг к другу. На самом деле это было даже не нормальное рукопожатие, а вежливое стискиванье пальцев сквозь перчатки.

Как же это отличалось от мужских рукопожатий, которые я получала под личиной Кристобаля! Они были уверенней и тверже и несли в себе подлинную открытость, которой я никогда не наблюдала даже в самых коротких отношениях с другими женщинами. Впрочем, сперва во взгляде мужчины неизменно ощущался вызов, своего рода оценивание соперника, которое как будто завершалось примирительным рукопожатием.

После натянутого приветствия Анхелики и неизвестной мне дамы разговоры в гостиной потихоньку возобновились. Мне вдруг пришли на ум слова Каталины в швейной мастерской. Она упоминала сестре некую ее подругу, вернувшуюся в Винсес. И у Анхелики, помнится, эта новость как будто бы не вызвала радости. Как же Каталина называла ту женщину? Возможно, это была как раз она.

Мартин поздоровался со мной бархатистым: «Добрый вечер». С тех пор как он узнал, что я женщина, отношение его ко мне разительно переменилось. Он уже не допускал рядом со мной никакой непосредственности и раскрепощенности. Теперь он, казалось, следил за каждым своим жестом и контролировал каждое слово, прежде чем раскрыть рот. И я порой очень скучала по нашим недавним коротким приятельским отношениям.

– Кто эта женщина? – спросила я, стараясь не замечать, как участился у меня пульс, стоило нам соприкоснуться рукавами.

Стараясь не встречаться со мной взглядом, Мартин обвел глазами гостиную.

– Мартин?

– Я тебя услышал.

– Ну, так кто же она?

– Полагаю, подруга Анхелики, – сказал он как будто после некоторого колебания.

– Как-то от них не веет дружбой.

Он ничего не ответил.

– А как ее зовут?

– Сильвия.

Точно, именно ее и называла Каталина.