Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг.

Если сожжение и пытки вовсе не были исключительной прерогативой испанской инквизиции, то трибунал действительно имел определенные отличительные черты, которые делали его особенно неприятным. Прежде всего это секретность и бесконечное затягивание процессов. Так фра Луис де Леон (1527–1591) просидел пять лет в застенках инквизиции, ожидая приговора. Кроме того, заключение ложилось несмываемым пятном не только на репутацию обвиняемого, но и на репутацию его потомков. И терял он не только честь. Одну из главных причин страха перед инквизицией следует искать в ее праве на конфискацию имущества осужденных. Таким образом, «примирение» означало не только социальный, но и экономический крах и впоследствии бесчисленные возможности для шантажа со стороны не слишком щепетильных чиновников Святой палаты.

Однако из всех малоприятных особенностей инквизиции, пожалуй, самым неприятным была ее природная склонность создавать атмосферу недоверия и взаимной подозрительности, особенно благотворной для информаторов и шпионов. Во всей Испании существовало около 20 000 членов инквизиции, неусыпно следивших за любыми проявлениями неортодоксальности. Одним из самых неприглядных методов их работы был так называемый «эдикт веры», благодаря которому инквизиторы могли регулярно посещать какой-нибудь район и по доносам составлять списки еретических и подозрительных практик проживающего там населения. За сбором показаний следовал призыв к прихожанам осудить такие практики и угрозы сурового наказания для тех, кто промолчал. Поскольку жертвам инквизиции никогда не сообщали имена тех, кто их обвинял, эдикт веры давал идеальную возможность для сведения личных счетов и делал доносы и обвинения чем-то само собой разумеющимся. «Самое ужасное, – писал Мариана, вероятно сообщая мнение других, но, возможно, выражая свое, – что в ходе этих секретных расследований страх лишал людей возможности слушать и говорить друг с другом, поскольку в городах и деревнях имелись специальные персоны, сообщавшие о том, что происходит…»

В атмосфере страха и подозрительности серьезные дебаты прекратились и дали о себе знать новые ограничения. Несмотря на то что Святая палата не вмешивалась непосредственно в мирские дела, результаты ее деятельности не могли ограничиваться исключительно сферой теологии, которая формально была ее единственной заботой. Естественно, что даже авторы нетеологических трудов прибегали к своего рода самоцензуре, хотя бы ради того, чтобы избавить свои сочинения от всего, что могло сбить с пути необразованных и невежественных и дать врагам веры дополнительное оружие. Как следствие, в Кастилии снова повеяло страхом и подозрительностью в отношении внешнего мира, что неизбежно подавляло дух широкой дискуссии и жажды знаний, характерный для царствования Католических королей.

Однако было бы неверно считать инквизицию единственным источником напряжения в Испании XVI века или полагать, что она внесла в жизнь испанцев какие-то совершенно новые черты. В действительности она обрела такую сильную власть над испанским обществом именно потому, что придала официальный статус уже существовавшим в нем правилам и формам поведения. Подозрительность к тем, кто отклонялся от общепринятых норм, имела глубокие корни в стране, где отклонение само по себе являлось чем-то более привычным, чем в любом другом месте, и человек мог вызывать подозрения как из-за своей веры, так и из-за национальности. Это не совпадение, что возникновение трибунала инквизиции, призванного насаждать религиозную ортодоксию, сопровождалось ростом определенных практик, предназначенных для обеспечения расовой чистоты, поскольку в народном сознании религиозные и национальные отклонения с легкостью отождествлялись. Действительно, параллельно с маниакальной озабоченностью чистотой веры процветала не менее маниакальная озабоченность чистотой крови. Обе они достигли пика в середине XVI века, обе использовали одни и те же методы: доносительство и обвинение, обе привели к сужению чрезвычайного разнообразия испанской жизни, заставляя яркое и полное жизни общество надеть смирительную рубашку конформизма.