Испанская прелюдия

– Нет, он ехал на телеге, – ответил Донцов после небольшой заминки. – Я на лошади. А потом как рвануло!..

– Так какой помощи ты от меня ждешь? – спросил священник.

– Мне необходимо пересечь линию фронта и отыскать падре Николаса, дай-то Господь ему здоровья. Но у меня нет документов. Они остались у падре Николаса. Не могли бы вы написать мне какую-нибудь рекомендательную записку? Мол, податель сего Василий Иванов направляется в монастырь Святого Доминика, ну и так далее.

– Господь велел людям помогать друг другу, – немного подумав, проговорил священник. – Я сделаю, что ты просишь. До линии фронта отсюда около тридцати километров. Я объясню тебе, как туда проехать. Передай от меня привет падре Николасу.

«Видимо, подобная бумага его ни к чему не обязывает», – решил Донцов, вышел из храма, вскочил на лошадь и поскакал по маршруту, указанному священником.

Бумага, написанная падре Антонио, действительно сработала на пропускном пункте, где у Донцова потребовали предъявить документы.

Алексей зашел в гостиную и обнаружил там Альбу. Она сидела за столом, облокотившись на столешницу и закрыв лицо руками.

– Продукты положи в деревянный ящик на кухне, – сказала она чуть хрипловатым голосом, не глядя на него.

– Я и тебя могу положить куда-нибудь, – со смехом проговорил Донцов.

Альба вздрогнула, распахнула глаза и уставилась на Алексея.

– Ты жив! – Она кузнечиком выскочила из-за стола, повисла на шее у Донцова и начала его беспорядочно целовать в губы, щеки, глаза. – Все считают тебя погибшим, высылали поисковую команду, чтобы она нашла тело…

– А я взял и воскрес, – перебил ее Донцов. – Да успокойся ты!

– Все! – Альба оторвалась от Алексея и без сил опустилась на диван.

Донцов присел рядом и обнял девушку за плечи.

В дверь постучали. В комнату вошел боец с коробкой в руках.

– Продукты положи в деревянный ящик на кухне, – распорядился Донцов, едва сдерживая смех, и спросил Альбу: – Кто сейчас командует отрядом?

– Солейко. Он исполняет обязанности. Уже нет, – ответила Альба.

– Где он сейчас?

– В штабе, у Агустина.

Донцова разобрал смех.

– Связь есть?

– Есть. Звони. – Альба махнула рукой в сторону телефонного аппарата, стоявшего на подоконнике.

Алексей подошел к нему, снял трубку и попросил телефониста связать его с кабинетом капитана Карероса.

– Попросите к телефону лейтенанта Солейко.

– Слушаю, – раздался в трубке голос Сан Саныча.

– Ты, говорят, командуешь отрядом, товарищ лейтенант? – Донцов едва сдерживал смех. – Вот и продолжай, а я поеду на побережье трепангов ловить.

– Ну и шутки у тебя, командир.

Солейко ничуть не удивило внезапное воскрешение Донцова.

– Гони сюда, доложишь обстановку. Мне тут один немец поведал, что танки «Т‐26» подвезли, – сказал Донцов, положил трубку и посмотрел в окно.

Небо было безоблачным, фруктовые деревья перед домом зацвели, весна набирала обороты.

Малолетние диверсанты

После очередного рейда бойцы отряда получили двое суток отдыха. Они расползлись по городу, но к полуночи должны были вернуться в казарму. Некоторые, успевшие завести себе подружек, пытались возражать, но Солейко быстро вправил им мозги. Его могучая комплекция и без всяких слов выглядела очень убедительно.

– Вам что, нужна целая ночь, чтобы девушке приятное сделать? Успевайте. А кто не способен, тот пускай не плачется по этому поводу.

Несмотря на партизанский статус отряда, дисциплина в нем была строгая, без всяких послаблений, в полном соответствии с уставом РККА. За мелкие нарушения, конечно, не расстреляют, но отхожие места и помойки все будут твои. Бойцы из крестьянского сословия относились к подобным видам наказания терпимо, а вот те, кто приподнялся по социальной лестнице, воспринимали чистку нужников как унизительную каторгу.

За порядком присматривал бывший управляющий железнодорожными складами, огромный пузатый детина по прозвищу Дикий Бык. Он был кем-то вроде старшины или коменданта и вполне оправдывал свой оперативный псевдоним.

Преторианцы тоже разбрелись кто куда. Альба отправилась в госпиталь, Мигель отлучился по своим агентурным делам, Солейко спал в своей комнате. Он никогда не упускал возможности отдохнуть.

Донцов сидел на диване в гостиной, читал свежие газеты и вполуха слушал жаркий спор Фраучи с Джигой о военной стратегии и тактике. В доме, несмотря на открытые окна, стояла жара. Они сидели в одних трусах за столом напротив друг друга. Падре Николас отбыл восвояси, в кафедральный собор. Григорию надо было с кем-то удовлетворять свой философский зуд, поэтому он постоянно искал себе оппонентов, чтобы всласть подискутировать на любые темы.

– Как говорил Сунь-цзы, сущность войны – обман, – горячо проговорил Фраучи. – Искусный воин должен изображать неумелость…

– Это как? – перебил его Джига. – Как я буду проявлять неумелость при закладке мин, и перед кем должен ее изображать? Вот я заряжаю бомбу, изображая неумелость перед контрольной комиссией, прибывшей от фалангистов, а они мне выставляют оценку по пятибалльной системе. – Он ехидно усмехнулся.