Читаем Испанские братья. Часть 1 полностью

С неожиданно резкой болью в нём ожило воспоминание обо всех тех красивых безделушках, которые он покупал у него для донны Беатрис.

— Следуйте за мной, мой друг, я за угрозы этих грубиянов воздам Вам хорошим ужином. Андрес, возьми на себя уход за мулами, это всего лишь небольшое воздаяние за совершённый в отношении их хозяина грех!

— Стократная благодарность, сеньор. Но если Ваше благородие будут ко мне благосклонны, а друга Андреса это не оскорбит, то с Вашего позволения я хотел бы взять на себя уход за своими животными. Мы с ними старые товарищи, они знают мои привычки, равно как их привычки известны мне.

— Как Вам больше нравится, мой друг. Андрес покажет Вам конюшни, а я распоряжусь, чтобы Вас обеспечили всем необходимым.

— Я опять-таки приношу Вашему благородию свою искреннюю благодарность!

Карлос вернулся в дом, отдал Диего необходимые распоряжения и опять оказался один на один со своим одиночеством и со своими невесёлыми мыслями.

Глава VIII. Погонщик мулов

На призыв добровольно посвятить

Себя служению миру

Души тихо соглашались: «Да!»,

Будто хор опечаленных.

Такое тяжкое и болезненное «Да»;

Терпеливо, как почитают королей,

Когда их сердце жаждет преклонения,

Которое умножит силу трона.

(Э. Б. Браунинг)

Карлос опять остался наедине со своей болью, и случилось, что когда он закрыл за собой дверь, он понял — в нём что-то переменилось. Так бывает, когда вмешательство извне на время прерывает горькие размышления, когда тоска возвращается, и становится видно, что она уже далеко не так беспросветна.

Только теперь Карлос осознал, какими низкими были те поступки, которые он был готов совершить. Он не только измыслил предательство и подготовился к его исполнению, но тем, что склонял на свою сторону симпатии донны Беатрис, уже совершил предательство! Дало бы небо, чтобы это ещё можно было исправить!

Хотя прошли лишь часы с тех пор, как его лучшее «я» взяло верх в его душе, ему казалось, что времени прошло гораздо больше. Он уже мог оценить свои намерения со стороны, и теперь низость его поступка предстала пред ним в удручающе-ярком свете. Он, который тешился мыслью, что внутренне настолько же благороден, насколько благородно его происхождение. Он, дон Карлос Альварес де Сантилланос и Менайя — абсолютно непогрешимый, у которого никогда не было причин испытывать стыд, теперь в одиночестве краснел и от отвращения к самому себе закрывал лицо, когда перед его духовным взором во всей полноте встала вся мерзость поступка, который он собирался совершить. Он не мог бы вынести чьего-нибудь презрения, но разве не хуже в тысячу раз быть вынужденным презирать себя самого?

Он острее осознал пошлость своих планов, чем их лживость, а о том, что исполнив их, совершил бы грех, не думал вовсе. Грех — это был для него всего лишь теологический термин, к которому привык в университете и которым он, совершенствуя своё диалектическое мышление, нередко оперировал. Но ему не приходило в голову перенести это чисто умозрительное понятие в реальный мир. Это было для него так же нелепо, как говорить по латыни с Диего или в перерыве между танцами шептать донне Беатрис на ушко выдержки из Фомы Аквинского.

Между тем едва ли что-нибудь другое могло подействовать на него в такой степени удручающе, как то положение, в котором он оказался. И прошлое, и будущее казались Карлосу одинаково страшными. Он не находил ни приятного воспоминания, ни оживляющей надежды, которые могли бы его успокоить. Он сам себе казался путником, выброшенным в холодную вьюжную ночь на одинокую дорогу. Позади — тёплый очаг, впереди — яркий свет звёзд, но до них невообразимо далеко, а сейчас ему холодно. Он устал, покинут, а перед глазами ничего, кроме вязкого болота в отдалении, которого не обойти.

Карлос долго сидел в одиночестве и тишине, чувствуя себя разбитым и растоптанным, совершенно неспособным выполнять хоть самую незначительную работу. Время от времени он придвигал к себе лист бумаги, потом опять отодвигал, пытаясь сосредоточиться, чертил на полях непонятые знаки и пунктиры.

Вдруг Карлос услышал за окном мелодичный голос, исполнявший фрагмент какой-то песни. Прислушавшись, он понял, что французскую песню, должно быть, поёт его неожиданный гость, погонщик мулов. Наверное, перед тем как отправиться спать, он решил удостовериться, что с его друзьями — тремя вьючными мулами, всё благополучно. Возможно, когда-то он перевозил товар через Пиренеи и там научился французскому.

Перейти на страницу:

Все книги серии Испанские братья

Испанские братья. Часть 1
Испанские братья. Часть 1

Историческая повесть «Испанские братья» — повесть времён шестнадцатого века. Это повесть о протестантских мучениках, о тех, которые несмотря ни на какие преграды открыто исповедовали Иисуса Христа в своей жизни.В истории Испании XVI век очень ярко освещён факелами костров, пылавших по всей стране, в которых горели ни в чём не виновные люди. И, как правило, огонь инквизиции распространялся на представителей аристократии, всё преступление которых зачастую состояло только в том, что они читали Евангелие на родном испанском языке. Евангелие, которое получив простор в сердце, неизменно изменяло жизнь людей, заставляя их отказаться от слепого поклонения иконам, от молитв святым угодникам и многого другого. Святая католическая церковь, считавшая свои убеждения единственно верными, не могла допустить такого. Поэтому все те, кто посягнул встать наперекор католической церкви, неизменно становились жертвами инквизиции. И даже принесённое впоследствии отречение уже не сулило пленникам свободу — сожжение на костре могло быть только заменено более «мягким» приговором, менее мучительной смертью.И до сих пор остаётся загадкой — что двигало католических священников на такие «подвиги» — самозабвенная преданность канонам святой церкви или же желание обогатиться за счёт очередной жертвы? Ведь не зря жертвами инквизиторов зачастую и становились представители элиты испанского общества.

Дебора Алкок

Роман, повесть
Испанские братья. Часть 2
Испанские братья. Часть 2

Историческая повесть «Испанские братья» — повесть времён шестнадцатого века. Это повесть о протестантских мучениках, о тех, которые несмотря ни на какие преграды открыто исповедовали Иисуса Христа в своей жизни.В истории Испании XVI век очень ярко освещён факелами костров, пылавших по всей стране, в которых горели ни в чём не виновные люди. И, как правило, огонь инквизиции распространялся на представителей аристократии, всё преступление которых зачастую состояло только в том, что они читали Евангелие на родном испанском языке. Евангелие, которое получив простор в сердце, неизменно изменяло жизнь людей, заставляя их отказаться от слепого поклонения иконам, от молитв святым угодникам и многого другого. Святая католическая церковь, считавшая свои убеждения единственно верными, не могла допустить такого. Поэтому все те, кто посягнул встать наперекор католической церкви, неизменно становились жертвами инквизиции. И даже принесённое впоследствии отречение уже не сулило пленникам свободу — сожжение на костре могло быть только заменено более «мягким» приговором, менее мучительной смертью.И до сих пор остаётся загадкой — что двигало католических священников на такие «подвиги» — самозабвенная преданность канонам святой церкви или же желание обогатиться за счёт очередной жертвы? Ведь не зря жертвами инквизиторов зачастую и становились представители элиты испанского общества.

Дебора Алкок

Роман, повесть
Испанские братья. Часть 3
Испанские братья. Часть 3

Историческая повесть «Испанские братья» — повесть времён шестнадцатого века. Это повесть о протестантских мучениках, о тех, которые несмотря ни на какие преграды открыто исповедовали Иисуса Христа в своей жизни.В истории Испании XVI век очень ярко освещён факелами костров, пылавших по всей стране, в которых горели ни в чём не виновные люди. И, как правило, огонь инквизиции распространялся на представителей аристократии, всё преступление которых зачастую состояло только в том, что они читали Евангелие на родном испанском языке. Евангелие, которое получив простор в сердце, неизменно изменяло жизнь людей, заставляя их отказаться от слепого поклонения иконам, от молитв святым угодникам и многого другого. Святая католическая церковь, считавшая свои убеждения единственно верными, не могла допустить такого. Поэтому все те, кто посягнул встать наперекор католической церкви, неизменно становились жертвами инквизиции. И даже принесённое впоследствии отречение уже не сулило пленникам свободу — сожжение на костре могло быть только заменено более «мягким» приговором, менее мучительной смертью.И до сих пор остаётся загадкой — что двигало католических священников на такие «подвиги» — самозабвенная преданность канонам святой церкви или же желание обогатиться за счёт очередной жертвы? Ведь не зря жертвами инквизиторов зачастую и становились представители элиты испанского общества.

Дебора Алкок

Роман, повесть

Похожие книги

Тонкий профиль
Тонкий профиль

«Тонкий профиль» — повесть, родившаяся в результате многолетних наблюдений писателя за жизнью большого уральского завода. Герои книги — люди труда, славные представители наших трубопрокатчиков.Повесть остросюжетна. За конфликтом производственным стоит конфликт нравственный. Что правильнее — внести лишь небольшие изменения в технологию и за счет них добиться временных успехов или, преодолев трудности, реконструировать цехи и надолго выйти на рубеж передовых? Этот вопрос оказывается краеугольным для определения позиций героев повести. На нем проверяются их характеры, устремления, нравственные начала.Книга строго документальна в своей основе. Композиция повествования потребовала лишь некоторого хронологического смещения событий, а острые жизненные конфликты — замены нескольких фамилий на вымышленные.

Анатолий Михайлович Медников

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза
Я из огненной деревни…
Я из огненной деревни…

Из общего количества 9200 белорусских деревень, сожжённых гитлеровцами за годы Великой Отечественной войны, 4885 было уничтожено карателями. Полностью, со всеми жителями, убито 627 деревень, с частью населения — 4258.Осуществлялся расистский замысел истребления славянских народов — «Генеральный план "Ост"». «Если у меня спросят, — вещал фюрер фашистских каннибалов, — что я подразумеваю, говоря об уничтожении населения, я отвечу, что имею в виду уничтожение целых расовых единиц».Более 370 тысяч активных партизан, объединенных в 1255 отрядов, 70 тысяч подпольщиков — таков был ответ белорусского народа на расчеты «теоретиков» и «практиков» фашизма, ответ на то, что белорусы, мол, «наиболее безобидные» из всех славян… Полумиллионную армию фашистских убийц поглотила гневная земля Советской Белоруссии. Целые районы республики были недоступными для оккупантов. Наносились невиданные в истории войн одновременные партизанские удары по всем коммуникациям — «рельсовая война»!.. В тылу врага, на всей временно оккупированной территории СССР, фактически действовал «второй» фронт.В этой книге — рассказы о деревнях, которые были убиты, о районах, выжженных вместе с людьми. Но за судьбой этих деревень, этих людей нужно видеть и другое: сотни тысяч детей, женщин, престарелых и немощных жителей наших сел и городов, людей, которых спасала и спасла от истребления всенародная партизанская армия уводя их в леса, за линию фронта…

Алесь Адамович , Алесь Михайлович Адамович , Владимир Андреевич Колесник , Владимир Колесник , Янка Брыль

Биографии и Мемуары / Проза / Роман, повесть / Военная проза / Роман / Документальное