Испанские братья. Часть 1

Между тем в похвальном рвении, чтобы оградить себя от возможных колебаний после так тяжело одержанной победы, дон Карлос тотчас отправил к своему дядюшке гонца с письмом, в котором сообщил о своём благополучном прибытии в Нуеру добавив, что намерен к Рождеству Христову принять сан, но находит нужным ещё на месяц- два задержаться в месте настоящего пребывания. Велико было изумление прижимистого дона Мануэля, когда он увидел, что его племянник не пожалел горсти серебряных монет, чтобы сообщить ему то, что ему и так было хорошо известно.

Мрачный тёмный день продолжался. По природе робкий, впечатлительный, даже боязливый, Карлос заполнял время тем, что говорил со слугами, просматривал счета, смотрел загоны с телятами и овцами, в общем, делал всё что угодно, чтобы только не остаться наедине с собой. Долорес, которая любила его как собственного сына, не дала себя обмануть. Какая-нибудь незначительная неприятность не могла быть причиной смертельной бледности молодого господина: она видела его беспокойство, его волнение и нервозность. Он говорил короткими отрывистыми фразами, не слушал собеседника и временами надолго погружался в мрачное молчание. Но Долорес была умной женщиной, столь же любящей, как и верной, поэтому хранила молчание и дожидалась своего часа.

Карлос заметил, что она пытается его утешить. Когда перед наступлением вечера он вернулся после беседы с Диего насчёт продажи пробковой древесины мавританскому скупщику, и увидел на столе тщательно закупоренную бутылку с вином и рядом чашу, сразу понял, откуда она взялась. Его отец оставил в погребе небольшой запас изысканного хереса. Эту память о счастливых временах, которую Долорес хранила наравне с прочими ценностями, она выдавала редко и скупо. Видимо она полагала, что сеньор дон Карлос в этом сейчас нуждается. Тронутый её ненавязчивой преданностью, он бы несомненно попробовал этого вина, но не мог заставить себя пить или есть в одиночестве, и он знал, — если пригласит Диего или Долорес составить ему общество, его сочтут обезумевшим.

Отодвинув вино в сторону, Карлос взял лист бумаги и чернильницу, но на работе сосредоточиться не смог. Вместе с тишиной и одиночеством вернулось и сознание постигшего его большого несчастья. Карлос плакал долго, и слёзы принесли ему некоторое облегчение. Со времён детства у него не было таких слёз. Приближающиеся шаги привели его в себя. Устыдившись, Карлос быстро встал и подошёл к окну, чтобы в свете сгущающихся сумерек защитить себя от посторонних глаз. Вошла Долорес.

— Сеньор, — сказала она, подходя ближе, — может быть, Вам было бы угодно посмотреть на севильян, которые прибыли вместе с Вашим благородием. Они бранят маленького погонщика мулов и грозят отнять у него поклажу.

Сопровождавшие обозы из городов Ла-Манчи и прочие погонщики мулов, пересекавшие холмистые местности Сьерра-Морены и следовавшие затем в Андалузию, обычно проходили мимо замка и нередко пользовались его гостеприимством.

Карлос тотчас последовал за Долорес.

— Где этот мальчик?

— Он не мальчик, сеньор, он взрослый мужчина, только маленького роста, и, если я не ошибаюсь, по силе духа превосходит двоих, хотя бы они и были выше его ростом.

Оценка Долорес оказалась верной. На лужайке позади жилых строений, где круто в гору поднималась хорошо натоптанная тропа, стояло около дюжины копьеносцев из Севильи, большинство из которых были выходцами из низших слоев общества. Посреди них около переднего из трёх мулов стоял погонщик. Одну руку он положил на шею животного, другую поднял в призывном жесте, вероятно, чтобы придать своей речи больше убедительности.

Это был маленького роста, худенький, очень темпераментный человек, с головы до ног одетый в кожу. Его мулы были хорошо навьючены — на каждом по три больших мешка, два по бокам, и один на спине. Животные были хорошо ухожены и не казались переутомлёнными, мало того, сбруя на них была украшена всевозможными побрякушками и кисточками.

— Вы знаете, друзья мои, — услышал Карлос его звонкий голос, — тюки погонщика — это как знамя для воина. Честь погонщика — защитить свою поклажу. Нет-нет, требуйте у него золота или его крови, но не трогайте его тюков, если вам дорога ваша жизнь!

— Мой доблестный друг, Ваши знамёна здесь будут в полной неприкосновенности, — улыбнулся ему Карлос.

Погонщик повернул к нему своё оживлённое умное лицо, поклонился и поблагодарил за заступничество.

— Как Ваше имя и куда держите путь?

— Я Хулио, Хулио эль Чико (т. е. Хулио Низкорослый), так меня зовут люди — Ваше благородие видит, что я невелик ростом. Я иду из Толедо.

— В самом деле? Какой же Вы везёте товар?

— Кое-какие предметы, которые малы по объёму, но тем не менее весьма драгоценны. Я везу их купцу в Севилье, его имя Мигель де Эспиноза, может быть, Ваше благородие слышали о нём? И ещё я везу новый вид зеркал очень искусной работы и при том правдивые, как лучшие зеркала из стали.

— Я хорошо знаком с торговыми делами Эспинозы, я долго жил в Севилье.