Испанские братья. Часть 1

— Я надеюсь, кузен, что Ваше здоровье не пострадало в пустынных негостеприимных горах? Дон Гарсиа сказал мне, что после Вашего возвращения он несколько раз видел Вас поздно вечером в жилище нашего доброго господина доктора.

У этих посещений была своя причина. Прежде чем расстаться с Карлосом на постоялом дворе, де Гезо спросил, желает ли он быть вхожим в какой-нибудь дом в Севилье, где бы он мог дальше знакомиться с теми вопросами, которые они вместе обсуждали. С благодарностью приняв это предложение, Карлос получил рекомендательное письмо, к его радостному удивлению, адресованное доктору Лосаде.

Но природа не создала Карлоса хранителем тайн. Щёки его залил горячий румянец, когда он ответил:

— Мне очень лестно внимание моей кузины. Но, благодарение Богу, с моим здоровьем всё в порядке. Доктор Кристобаль весьма учён и очень приятный собеседник, и я с удовольствием наслаждаюсь беседой с ним. Кроме того, у него есть редкие, очень ценные книги, которые он даёт мне для чтения.

— Да, для человека своего уровня он на самом деле весьма учён, — снисходительно заметила донна Инесс.

Карлос не возобновил лекций фра Константина в университете, но когда голос знаменитого проповедника звучал в кафедральном соборе, он всегда был на месте. Теперь ему было нетрудно узнавать за тонкой вуалью принятых на церковном языке фраз познанные им самим истины. Фра Константин избегал чаще, чем это необходимо, упоминать об учении Рима, кроме тех случаев, когда паству в хорошо продуманных выражениях предупреждали «не играть своим спасением» с помощью индульгенций и отпущения грехов. Также указывалось на тщетность надежды на спасение по своим собственным добрым делам, и в каждой проповеди Иисус Христос назывался единственным Спасителем грешников. Карлос слушал с обострённым вниманием и нередко его глаза горели восхищением. Часто он оглядывался на море поднятых к небу лиц и говорил себе: «Многие из этих моих братьев и сестёр уже нашли своё спасение во Христе Иисусе и многие ещё найдут его». При этой мысли сердце его горело благодарностью. Но в любой момент только одно слово, произнесённое проповедником, могло обратить его восторг в мрачное предчувствие. Часто случалось, что фра Константин, увлечённый потоком красноречия, так близко подходил к высказыванию откровенной ереси, что сочувствующих ему слушателей охватывал страх, подобно тому, когда видишь, что ничего не подозревающий человек устремляется к краю пропасти.

— Я благодарю Бога за то, что злые люди глупы, а добрые — простодушны, — сказал Карлос после одной из весьма рискованных проповедей своему новому другу Лосаде, ибо теперь то, о чём он начал подозревать, послушав де Гезо, стало для него очевидностью. Теперь он знал — он сам еретик, отступник, — страшное осознание для человека в католической Испании. К счастью, это осознание пришло к нему не сразу и тем более не сразу он смог понять, какими это чревато последствиями. Очень печальны были для него часы, когда он думал о том, что со светлой верой детства и юношескими мечтаниями теперь покончено. Он чувствовал себя отрезанным от длинного ряда святых повествований, воспринятых с верой и благоговением, и которые были самым ценным сокровищем ушедших дней детства. Карлос чувствовал свою оторванность от многочисленного братства видимой церкви — всесильной организации, пронизывающей своим влиянием всё человечество, владеющей мыслями, определяющей поступки, властвующей над всем в этом мире, и, пожалуй, в мире ином, — так казалось Карлосу. Прошлая его жизнь была разрушена, честолюбие его исчезло, будто его и не было; науки, которые он изучал с увлечением и радостью, и где он всех превосходил в успехах, оказались в большинстве своём несостоятельными. Конечно, он и сейчас ещё думал принять священное звание из рук римско-католической церкви, потому что видеть мессу как акт поклонения идолам он ещё не научился, но Карлос больше не мог рассчитывать на почести и славу, и тем более на возможность «сделать в церкви карьеру». Теперь для него было бы достаточно, если бы в каком-нибудь заброшенном углу он смог проповедовать своим землякам любовь Спасителя, и от него требовалась бы постоянная бдительность, осторожность и сдержанность, чтобы защитить себя, — как это сейчас приходится делать всеми уважаемому фра Константину, — защищать себя от посягательств всемогущей святой инквизиции.

Это зловещее обозначение виделось издали в тусклом свете костров, на которых погибали мученики, и достойно удивления, что Карлос не слишком страшился последствий, которые могло повлечь за собой его отступничество. Он не смог сразу осознать, что уже переступил ту грань, которая отделяла благонадёжного католика от презренного еретика, и считал, что реальная опасность не подступила к нему вплотную, что он, будучи умён и осторожен, сможет избежать её. Что от осмотрительности всего шаг до полуправды или полулжи, — этого он тоже пока не осознавал.