Испанские братья. Часть 2

— В таком случае ты никогда отсюда не выйдешь, — ответил дон Мануэль. — Меня ты должен великодушно извинить, если я не стану поддерживать твои безумства. История с твоим братом и без того многого стоила мне и моим близким. Если бы дело касалось только неприятностей, я тысячекратно более желал бы, чтобы в моём доме кто- нибудь умер от чумы. Но дело не только в скандале. С той ночи мой сын Гонсальво, в комнате которого происходили все те события, смертельно болен и лишился здравого ума.

— Дон Гонсальво? Что привело к нему моего брата?

— Одному дьяволу это известно, в услужении которого он и состоит. Когда пришёл отряд особого назначения, он стоял в плаще и со шпагой, будто готовился уходить.

— Он ничего — ни письма, ни слова — не оставил для меня?

— Ни слова. Я не знаю, говорил ли он вообще что- нибудь, кроме того, что предложил алгвазилам осмотреть свои вещи. Я должен отдать ему справедливость, они ничего подозрительного у него не нашли. Но чем меньше об этом говорить, тем лучше. Относительно него я умываю руки. Я всегда думал, что он принесёт семье славу, а теперь он стал её позором.

— Сеньор, то, что Вы соизволили сказать о нём, я распространяю и на себя, — сказал, бледнея от гнева, Хуан, — и я думаю, что уже достаточно долго Вас слушал.

— Как угодно, сеньор дон Хуан.

— И впредь буду утруждать Вас только в одном — разрешать мне видеть донну Беатрис.

— Я велю доложить ей. Пусть поступает по своему усмотрению.

Довольный тем, что малоприятная беседа закончена, дон Мануэль вышел.

Хуан опять опустился в кресло, предавшись горьким размышлениям об участи брата. Он так ушёл в своё горе, что не расслышал приближающихся лёгких шагов. Маленькая рука прикоснулась к его плечу, он вздрогнул и поднял голову. Как бы велика ни была его боль, он искренне любил донну Беатрис, поэтому в следующий момент он опустился на колено и приветствовал эти ручки поцелуями.

— Простите, что встречаю Вас с удручённым сердцем. Вы знаете, что кроме него у меня никого нет.

— Вы не получили моего письма, в котором я просила Вас оставаться в Нуере? — спросила юная дама, уже прекрасно вошедшая в свою роль.

— Простите, царица души моей, что я не подчинился Вашему приказу. Я знал, что брату грозит опасность, и хотел его спасти. Но, как видите, я опоздал.

— Я не знаю, смогу ли Вас простить, дон Хуан.

— Тогда я позволю себе утверждать, что знаю милую донну Беатрис лучше, чем она знает себя. Если бы я поступил иначе, она бы мне не простила. Как я мог, заботясь лишь о себе, бросить его в беде одного?

— Вы допускаете, что и для Вас существует опасность?

— Это очень возможно, сеньора.

— Ай де ми! Почему Вы ввязались во всё это? О, дон Хуан, Вы были очень жестоки ко мне!

— Что Вы хотите этим сказать, свет очей моих?

— Разве не жестоко, что Вы позволили своему брату через его мягкость, обаяние и красноречие увести себя от веры наших отцов? Вы шли за ним, пока он не впутал Вас, не знаю в какие ереси и не поставил на карту всё: честь, свободу и даже жизнь!

— Мы искали истину!

— Истину! — повторила юная дама, топнула ножкой и энергично завертела веером. — Что такое истина? И какая мне от неё польза, если Вас в полночный час выволокут из спальни и отправят в камеру пыток! — она закрыла лицо руками и заплакала отчаянно и горько, как ребёнок.

Дон Хуан успокаивал её, как подобает нежно любящему жениху.

— Я буду осторожен, моя любимая, — уверял он её, — я владею слишком многим, для чего я должен жить, и поэтому считаю жизнь весьма драгоценной, — говорил он, глядя в прекрасное лицо невесты.

— И Вы готовы принести мне клятву бежать из города сейчас, пока ещё против Вас нет подозрений?

— Моя любовь, я с восторгом умер бы, исполняя малейшее Ваше желание, но этого я сделать не могу!

— И почему же, сеньор дон Хуан?

— Вы ещё спрашиваете? Я должен сделать всё возможное в надежде — если ещё есть надежда — спасти его, или хотя бы облегчить его участь.

— Тогда — да смилуется Бог над нами обоими! — простонала донна Беатрис.

— Аминь! Молитесь день и ночь, сеньора, может быть, Он окажет нам милость!

— Нет надежды спасти дона Карлоса! Разве Вы не знаете, что из узников святой инквизиции ещё никто не возвращается на свою жизненную тропу!

— Хуан покачал головой, он хорошо знал, что задача невыполнима, но тем не менее даже донна Беатрис слезами и мольбой не могла поколебать его решимость.

Он страстными словами благодарил её за верность и прямоту:

— Никакие беды не в силах разлучить нас, моя любимая, — говорил он, — и то, что они называют позором и посрамлением… тоже нет. Ты — моя звезда во тьме…

— Я же дала Вам слово…

— Семья моего дяди будет пытаться нас разлучить, я думаю, они очень бы этого желали, но ты, звезда души моей, ты не будешь слушать их праздных речей, да?

Донна Беатрис улыбнулась.

— Мой род носит имя Лавелла. Разве Вы не знаете, наш девиз — «Верен до смерти».

— Это прекрасный девиз. Пусть он будет и моим тоже.