Испанские братья. Часть 2

— Думайте о том, что Вы делаете, дон Хуан! Если Вы любите меня, то следите за своими поступками, ибо куда бы ни повели Вас Ваши шаги, я вынуждена за Вами следовать. — Говоря это, она встала, и вся залитая краской воодушевления, смотрела на него огромными, сияющими как звёзды, глазами.

Такие слова наполнили бы восторгом сердце каждого любящего. Но во взгляде, сопутствовавшем этим словам, было что-то такое, что превращало восторг в неясное злое предчувствие. Блеск чёрных глаз говорил о непреложности и величии принятого решения. Сердце Хуана, он сам не знал почему, дрогнуло, когда он ответил:

— Моя царица должна ходить только по путям, устланным розами.

Донна Беатрис протянула ему маленькое золотое распятие, укреплённое на шнуре с чётками из коралловых бусинок, что висел на её поясе:

— Вы видите этот крестик, дон Хуан?

— Да, милая сеньора!

— В ту страшную ночь, когда увели в тюрьму Вашего брата, я на этом распятии поклялась святой клятвой… Вы считали меня ребёнком, дон Хуан, когда читали мне главы из Вашей книги и потом говорили мне о Боге, о вере и спасении души. По многим признакам я и была ребёнком, потому что восприняла те слова как весьма благочестивые, да и как иначе, ведь они исходили из ваших уст! Я слушала и в какой-то степени верила им, но в то же время мои мысли были заняты прекрасными веерами и украшениями, которые Вы мне дарили, или же покроем нарядной мантильи, которую я рассматривала во время мессы. Ваш брат, наконец, сорвал с моих глаз пелену, и я поняла, что все те исполненные глубокого смысла слова, с которыми я играла — грех, который не найдёт прощения ни здесь, ни по ту сторону жизни… Ну, про ту сторону я не уверена, но здесь… это мне слишком хорошо известно, да поможет мне Бог! Есть изящные дамы, которые имели с этим дела не больше, чем я, и должны были поменять свой сверкающий золотом салон на подземную камеру Трианы. Ну, не во мне дело. Я не такая, как все девушки, у которых есть отец и мать, братья или сёстры, которые были бы к ним привязаны. Кроме дона Карлоса, который ради Вас проявлял ко мне доброту, никто не был ко мне искренне расположен, мной занимались по обязанности и из интереса, как любитель занимается со своим индийским попугаем. И, когда я всё это обдумала, зная Ваш горячий неукротимый дух, дон Хуан, я в ту ночь поклялась на святом распятии — если Вас обвинят в отступничестве, я на следующий день пойду в Триану и признаюсь в том же преступлении!

Хуан не сомневался, что она свою клятву сдержит. Так вокруг него обвивалась петля, тоньше паутины, но прочнее железных цепей.

— Донна Беатрис, ради меня, — начал умолять её Хуан, но она перебила его:

— Нет, ради меня дон Хуан будет хранить свою свободу и свою жизнь! — улыбка её была в большей степени победоносной, чем печальной. Она знала, какую силу сейчас приобретает её влияние на него, и думала сейчас им воспользоваться.

— И Вы всё ещё хотите оставаться здесь? Или Вы согласны покинуть страну и за границей дождаться более спокойных времён?

Хуан подумал минутку.

— Пока Карлос в одиночестве и без всякой помощи томится в подземельях Трианы, у меня нет выбора.

— Тогда Вы знаете, чем рискуете. Это всё, — поставила точку донна Беатрис.

В невероятно короткий срок любовь и страх за любимого превратили юную наивную девушку в страстную исполненную решимости женщину, с пылающим огнём южного неба в сердце.

Прежде чем проститься, Хуан выпросил себе позволение при возможности навещать её. П тут она опять проявила весьма удивительную предусмотрительность. Она просила его остерегаться кузенов, дона Мануэля и дона Балтазара. При малейшем подозрении они способны сами донести на него, чтобы обеспечить себе долю его имущества, но они могут добиться этого и без столь позорящей низости, убрав его с пути с помощью своих кинжалов. В любом случае частое присутствие Хуана в доме нежелательно, пожалуй, даже опасно; но она согласилась с помощью условленных знаков уведомлять его, когда он может её посетить. Так Хуан простился с нею, и с тяжёлым сердцем покинул дом своего дяди.

Глава XXVIII. Пожинается буря

Утрачено все, исключая единственно эту ничего не значащую жизнь.

(Байрон)

Прошло почти четырнадцать дней, пока трепетавший на ветру за оконной решёткой тончайший кружевной платочек не возвестил Хуану, что завтра можно будет нанести визит донне Беатрис. Его впустили, но он напрасно обошёл патио и прилегавшие комнаты и галереи — нигде он не увидел дорого лица. Не было никого, даже прислуги.