Испанские братья. Часть 3

Карлосу от души хотелось его утешить, но он понял, что сейчас его перебивать не надо, и терпеливо ждал, пока они оба смогут приступить к ежедневному чтению по молитвеннику или по памяти стихов из Священного Писания. Карлос знал всё Евангелие от Иоанна наизусть. Сегодня он начал с прекрасных слов, которые так дороги измученным жизнью и обременённым печалями:

— Да не смущается сердце ваше, веруйте в Бога и в Меня веруйте… В доме Отца Моего обителей много, — и не прерываясь, читал до конца шестнадцатой главы:

— Сие сказал Я вам, чтобы вы имели во мне мир. В мире будете иметь скорбь, но мужайтесь, Я победил мир.

А дон Хуан опять воскликнул с болью и горечью:

— Ай де ми, всё, всё потеряно!

Карлосу показалось, что он понимает его:

— Что, мой отец, мир души потерян? — мягко спросил он.

Старик печально кивнул. Карлос утешил его:

— Но мир души в Нём, «во Мне вы имеете мир». Он не покинул тебя, отец.

Дон Хуан провёл рукой по лбу, помолчал и медленно заговорил:

— Я попытаюсь объяснить тебе, как обстоит дело со мной. Одно я и сейчас ещё мог бы сделать — одной дорогой я мог бы пойти, на которой нас никто не разлучит… Кто помешает мне отвергнуть покаяние и встать рядом с тобой, Карлос?

Карлос побледнел от волнения, такого он не ожидал.

— Мой милый отец! — воскликнул он, — нет, Бог ещё не призывает тебя, каждый из нас должен ожидать Его призыва!

— Когда-то я мог бы это сделать мужественно, даже с радостью, — жаловался кающийся. — Сейчас — нет.

Оба молчали. Потом опять заговорил дон Хуан:

— Я пристыжен твоим бесстрашием, мой мальчик! Что ты видишь, что тебе такое по силам?

— Моему отцу это известно. Я вижу Того, Кто за меня умер и воскрес, и Который сейчас одесную Бога ходатайствует за меня.

— За тебя?

— Да. Эта мысль даёт мне силу и мир.

— Мир? Его я потерял навеки…

— Не навеки, дорогой отец, нет! Если твоя обессилевшая рука и отпустила Его, то Он никогда тебя не отпустит.

— Я имел мир и был счастлив, когда верил словам дона Родриго, что я оправдан верой во Христа!

— Отец, приди сейчас к Нему, так, будто ты никогда и не приходил. Ты не знаешь, что ты оправдан, но ты знаешь, что ты обременён и измучен. Таким Он говорит: «Придите!» Он говорит это сердцем, полным любви. Он готов освободить тебя от греха и горя так же, как ты готов защитить меня от мук и смерти. Только ты не можешь исполнить своих стремлений, а Он — может.

— Прийти — это значит поверить?

— Не только. Приди, как твоё сердце пришло к моему, и моё — к твоему, но с более сильной надеждой и глубокой любовью, потому что Он больше, чем отец или сын — в Нём утоляется всякая боль и тоска.

— Но вспомни о долгих годах, в течение которых я не думал о Нём!

— Они преумножили твой грех, но его Он простил и навсегда омыл в Своей крови!

Тут беседа оборвалась, и прошло несколько дней, пока она возобновилась. Дон Хуан был молчалив и очень нежен со своим сыном. Он не жаловался, но часто тихо плакал. Карлос счёл за лучшее предоставить его непосредственно водительству Бога, поэтому он молился за него и молился вместе с ним, повторяя драгоценные слова Священного Писания и напевая порой псалмы и церковные гимны.

Однажды вечером после обычного прощания перед сном, которым отец и сын обменивались с большой любовью и предчувствием скорой разлуки, дон Хуан сказал:

— Радуйся со мной, сынок, мне кажется, я нашёл утраченное! Я нашёл своё Эльдорадо!

Глава ILIV. Один из узников обретает свободу

Всё к концу подошло — надежды и страхи, и скорби,

Сердца боль и тоска, и муки страданий…

(Лонгфелло)

Зимние дожди нескончаемыми потоками изливались на землю, и в окно тюремной камеры уже давно не проникал ни единый луч солнца. Но дон Хуан Альварес этого не замечал. Ослабевший и больной, он лежал на своём ложе из соломы, и не желал видеть ничего, кроме лица дорогого сына, который почти не отходил от него.

При помощи бальзамирования можно на тысячелетия сохранить внешность похороненного такой, какой она была при жизни. Археологи раскапывают могилы и находят царей в их великолепном облачении. Они лежат величественные в своей славе, с царским скипетром в мёртвой руке, нетронутые тлением. Но как только их освещает луч солнца и овеет дуновение свежего ветра, они рассыпаются. Прах становится прахом.

Так и дон Хуан во мраке могилы своего заточения смог бы прожить ещё много лет — если это можно назвать жизнью. Но Карлос принёс ему свет и свежий воздух. Его дух, его сердце ожили вновь, но в той же мере убывали его физические силы, которые уже не могли справиться с этим потрясением, и теперь его жизнь приближалась к своему концу.

Карлос ухаживал за отцом умело и с нежностью. Он не просил у тюремщиков помощи врача, хотя ему бы её предоставили.