Из Рима привезли они дикое чудище [134], строения столь небывалого и облика столь ужасающего, что одно имя его уже вызывало содрогание во всей Европе. Тело его было выковано из мощного железа; чудище с ядом смертоносным, с броней непроницаемой, покрыто оно было чешуей жесткою, выделанной из металла; тысячи крыл с черными ядовитыми перьями поднимали его над землей, тысячи ног гибельных приводили его в движение; морда его принимала частью облик морды львиной, частью — облик грозных змиев, рожденных в пустынях африканских; зубы его огромные подобны были клыкам сокрушительнейших слонов; глас его, свист его убивали быстрее, чем ядовитый Василиск; очи его, пасть его извергали безостановочно пламя всепожирающее; пищей, коей насыщалось оно, были тела человеческие; в быстроте передвижения превосходило оно орла; где появлялось оно со своей тенью могильной, возникали туманы; где солнце показывалось во всем блеске своем, — след, оставляемый сим чудищем, претворялся во мрак стынущий, подобный тьме, посланной на египтян, как одна из казней египетских; где пролетало оно, зелень, коей оно касалось, древо, где ставило оно ступни свои, высыхали и погибали; своим клювом всепожирающим вырывало оно их с корнем; ядом своим опустошало оно все области, где только появлялось, превращая их в пустыни Сирии безотрадной, где ни одно растение не может произрасти, где ни одна трава не может пробиться.
Аутодафе в Испании
Пламенем очес своих зажгло оно многих из тех, кто скрывался под именем христиан; землю усеяло бесчисленными вдовами и сиротами; пастью своей поглотило, зубами своими разодрало богатства и сокровища; тяжелыми стопами своими попрало и уничтожило величие и славу; безобразным обликом своим обезобразило румяные лица; крыла ми своими омрачило сердца и души...
Обязанный сказать вам правду, не премину прибавить, что в те времена, кроме врагов, нашлись и евреи, кои предавали братьев своих во власть жестокого сего чудовища. Нищета толкала их на сии бесчестные деяния. Они являлись в дом какого-нибудь крещеного богача и, рассказывая ему о нужде своей, просили его дать им взаймы пятьдесят или сто крузадов. Если богач сей отказывал им, они выдавали его, обвиняя его в том, что он иудействовал.
БЕДСТВИЕ ГОДА 5252
Бедствия сии продолжались четыре года. Решившись повсеместно истребить, вырвать отовсюду с корнем существование новообращенных евреев, государи изгнали из своих королевств всех тех, кого не постиг гнев брата Висенте, и тех, кто пребывал верным Моисееву закону. И те и другие вынуждены были скитаться по многим различным землям среди великих треволнений и великих испытаний. Одни пробрались в королевство Португальское, другие — в земли Мавританские; некоторые рассеялись по королевству Неаполитанскому и по другим государствам Европы.
Так исполнились решения (говорит Израиль), кои провозгласил ты, господи, против меня устами пророков твоих.
О свирепом чудище сем и о чудище португальском сказал Иеремия:
«Нашлю на вас Змиев и Василисков, коих нельзя заклясть, да искусают они вас укусами неисцелимыми».
Антонио Серран де Красто (Antonio Serr^ao de Crasto) XVII век
В годы, когда инквизиция свирепствовала, преследуя «новых христиан», в Португалии жили поколения рода Серранов, потомков крещеных евреев, по роду занятий, большей частью, врачей. Сын врача Педро Серрана, написавшего трактат «О свойствах и породах моллюсков», Антонио родился в 1610 году, вероятно, в Лиссабоне. Аптекарь по ремеслу, филолог по своим вкусам, он сочинял макаронические стихи и непристойные поэмы. Общительный и веселый, он жил легко и беззаботно, среди кутежей и любовных приключений.
Член литературного кружка «Академия чудаков» («Academia dos Singulares»), он не отказывал себе в удовольствии высмеивать своих «собратьев по перу». В то время как многие литераторы сочиняли напыщенные стихи на мифологические темы, он представлял героев и влюбленных на опереточный лад. Более того, в эту эпоху инквизиции он осмелился выставить в смешном виде католические чудеса и канонизации: они послужили ему материалом для шутовских стихов.
В пятьдесят пять лет он отличался такою же насмешливостью и живостью, как в молодости. Заметив, что инквизиция следит за ним, он начал сочинять лицемерные стишки, покаянные романсы с двояким смыслом. Так, его богохульные произведения появились до «Орлеанской девственницы» Вольтера и до «Гаврилиады» Пушкина, а сатиры — до сатир Гейне, значительно уступая им во всех отношениях.
Аутодафе. Препровождение осужденного к месту казни. Судя по одеянию, он обвиняется в колдовстве (на это указывает бумажный колпак «carochas») и в упорном отрицании истинной веры (наплечник «samarra»).