Голубиная стая писемневозможный полет начинаетс дрожащих столов, — на нихопираются воспоминанье,значенье и тяжесть разлуки,и сердце, и ночь, и молчанье.Я слышу биение писем —плывут они, выплыть силясь.Где б ни был, всюду встречаюмужчин и женщин унылых,что разлукой ранены тяжкои от времени истомились.Сообщения, письма, письма,открытки, записки, мечтанья,частички нежности горькой —их мечут к небу в страданье,посылают от крови к кровии от желанья к желанью.Пусть в землю опустят тело,которым люблю и дышу,но ты напиши мне в землю,и я тебе напишу.Немеют где-то в углуконверты старые, письма,и возраст свой цвет на почерккладет с немой укоризной.Там гибнут старые письма,хранящие дрожь тоски,чернила там умирают,там в обмороке листки,бумага в дырах, как кладбище,короткое и бестравное,страстей, что были давно,любовей, что были недавно.Пусть в землю опустят тело,которым люблю и дышу,но ты напиши мне в землю,и я тебе напишу.Когда я пишу тебе,в волненье чернила впадают, —холодные, черные вдругкраснеют, дрожат, изнывают,и ясный цвет человечийсо дна чернильниц всплывает.Когда я пишу тебе,то кости мои тебе пишут:несмываемы те чернила,под которыми чувства дышат.В огне закаленной голубкойлетит письмо над пустынейсо сложенными крыламии с адресом посередине.Не воздух, гнездо или небонужны этой птице, а тело,а руки твои, глаза,дыхания все пределы.Ты будешь ждать обнаженнойсреди твоих чувств, как в колодце,чтоб чувствовать каждою клеткой,как к сердцу она прижмется.Пусть в землю опустят тело,которым люблю и дышу,но ты напиши мне в землю,и я тебе напишу.Вчера осталось письмоодиноким и без хозяина,пролетев над глазами того,кто ждал его жарко и тайно.Говоря и с мертвыми, письмав живых остаются тоже:они человечны, хоть ихпрочесть адресат не может.Пусть где-то клыки отрастают,мне с каждым днем все дорожеписьма твоего легкий голос,как зов необъятный, тревожный.Во сне его получу я,когда наяву невозможно.И станут раны моичернильницами, тоскуя,губами, что нежно дрожатот памяти о поцелуях;неслыханным голосом раныпусть скажут: тебя люблю я.