Испанский рассвет

– Завтра я уезжаю и хочу, чтобы ты знала о моих чувствах к тебе. В какой-то момент я испугался, что просто… как бы лучше выразиться… пытаюсь заменить Софию родным ей человеком, сестрой. Сейчас я ясно вижу, что это не так. Ты мне нравишься сама по себе. Мне нравится, каким я становлюсь рядом с тобой. Мне нравится, какие мы, когда вместе.

Альма задумчиво смотрела на него. Ее молчание было невыносимо, поэтому он продолжил:

– Даже если у нас ничего не получится, я хочу, чтобы ты знала – ты всегда будешь жить в моем сердце. Ну ответь что-нибудь…

Она больше не сдерживала улыбку.

– А я думала, что уже не попросишь.

– И?..

– Ты не ошибся.

– Не ошибся в чем?

– Между нами что-то есть.

– Что-то?! – Бакстер чуть не потерял дар речи.

По ее лицу он понял, что Альма дразнит его.

– Sí. Я даже пророню пару слезинок, когда ты уедешь.

– По мне?

Она покачала головой.

– А чему ты удивляешься? Мне нравится Бакстер-испанец, гуляющий среди оливковых деревьев, понимающий толк в хорошей шутке, Бакстер, который… – Она осеклась и посмотрела в сторону.

– Который что?

– Не знаю.

– Альма?

Наконец она повернулась к нему и посмотрела на гитару.

– Бакстер, который не боится гитары. Надеюсь, ты сохранишь в душе этого испанца.

Бакстер тоже посмотрел на гитару. От страха не осталось и следа. Взяв инструмент в руки, он сказал:

– Значит, ты думаешь, что я легко снова превращусь в того Бакстера, которым приехал сюда десять дней назад?

– А ты полагаешь, десять дней изменили тебя безвозвратно?

– Оставили отпечаток, это точно. Или лучше сказать, сняли с меня слой ржавчины. Я обещал Мии, что вернусь домой новым человеком. И это правда. Я больше не намерен откладывать жизнь на потом.

По ее глазам было понятно, что она почти верит ему. Как еще доказать ей, что он изменился?

Зажав до-мажор, Бакстер ударил по струнам, не сводя с Альмы глаз и черпая вдохновение в ее красоте. В голове родились мелодия и слова.

– Я не готов сказать «прощай». Пусть эта ночь продлится вечно. Я не готов сказать «прощай»… тебе.

Он взял до, соль, си-бемоль и фа, а потом наиграл мелодию. Когда последовал второй припев, Альма широко улыбнулась, заставив его сердце трепетать от радости.

Если он сейчас же не бросит гитару и не подойдет к ней, то просто сойдет с ума. И все же Бакстер продолжал играть. Слова складывались в стихи легко, как в старые добрые времена. Альма обхватила себя руками и закрыла глаза. Ее прекрасное лицо светилось умиротворением, и каждая клеточка его тела вдруг наполнилась спокойствием. Он мог бы играть для нее до рассвета… всю жизнь.

Но эти мысли не должны сбивать его с толку. Через несколько часов он улетит. А что, если все происходящее – лишь сон?

Когда Бакстер положил гитару, Альма сказала с нескрываемым изумлением:

– Я думала, твои песни не должны сильно цеплять.

– В том и проблема. Поэтому лучше не влюбляться. Становишься слишком сентиментальным.

«Ни шага назад», – подумал он. Не сейчас, когда времени и так почти не осталось.

Альма долго не сводила с него взгляд. В ее глазах он прочитал приглашение. Она испытывала к нему то же влечение, что и он к ней. Тишина, как магнит, притягивала их ближе друг к другу. Бакстер уже собирался сделать шаг, когда она сказала:

– Ты правда думаешь, что влюбился в меня?

Он шумно выдохнул, словно несколько минут сдерживал дыхание.

– Никаких сомнений. Влюбился. Теперь вот песни тебе пою, как Берт Бакарак. Какие еще доказательства тебе нужны?

Альма разразилась заливистым смехом. Какое счастье, что он может заставить ее вот так смеяться! У Софии его шутки тоже неизменно пользовались успехом. Он часто поддразнивал жену подобными разговорами.

Пока Альма утирала слезы счастья, не замедлило вернуться прошлое… Они сидят с Софией на скамейке на набережной в Чарльстоне и наблюдают за проплывающими мимо судами. Тогда он сказал Софии: «Из-за тебя я сделался сентиментальным. У меня пропало всякое желание петь о сильных духом. Боб Дилан меня бы убил. Ты же не против, если я продолжу вгонять тебя в меланхолию?» София коснулась его груди и ответила: «Чего-чего, а меланхолии тебе хватит на несколько жизней. Не забывай, откуда ты родом».

Он вернулся в настоящее. В этот раз мысли о Софии его не расстроили, скорее наоборот, помогли ощутить всю полноту момента, и он окончательно перестал сопротивляться.

– Не думал, что ты способна так смеяться.

– Не думала, что ты способен так рассмешить, – ответила Альма. – Берт Бакарак – американец, Бакстер-на-все-руки. Как много личностей уживаются в одном человеке!

– Не без этого, – усмехнулся Бакстер и вполне серьезно добавил: – И все они от тебя без ума.

– Правда?

– И всем им не хочется уезжать.

Сейчас или никогда. Он отложил гитару в сторону и подался вперед.

– Но у нас есть сейчас. Остальное не имеет значения.

– Уверен? – прошептала она, раскрывая плед.

Бакстер кивнул.

– Совершенно уверен.