Их губы встретились, и его душа пустилась в пляс, как та испанка в красном платье в пещере. И пусть у них с Альмой нет будущего, зато у них есть это мгновение. Альма опустилась на землю и притянула его к себе. В страстном порыве они прижались друг к другу.
На короткий миг они разомкнули объятия – Бакстер хотел запомнить Альму, красивую и желанную, и навсегда сохранить в памяти этот миг. Он покрывал поцелуями ее лоб и щеки. Пальцем провел по ее губам, подбородку, шее и положил руку ей на грудь. Сердце Альмы под рубашкой бешено колотилось. Оно пело.
Эту песню он заберет с собой.
Бакстер проснулся от холода. Было ранее утро. Они с Альмой лежали, плотно укутанные в плед, на втором одеяле, которое он достал из багажника ее машины. Пение птиц звучало песней надежды. Бакстер чувствовал себя проснувшимся после зимней спячки медведем. Над горами во всем своем оранжевом великолепии вставало солнце. Его лучи играли в каплях росы, которая за ночь скопилась на листьях.
Такой рассвет он видел впервые в жизни. Неведомый художник разрисовал небо в яркие цвета. Свет лился отовсюду. Лучшего символа начала новой жизни придумать было невозможно.
Он поцеловал Альму в макушку. Она зашевелилась.
– Смотри! – Альма указала пальцем в противоположном от солнца направлении. Бакстер проследил за ее взглядом и метрах в пяти увидел несколько диких лошадей. Одна из них потрясла гривой и заржала.
Шерсть животных блестела на солнце. Они стояли и без всякого страха смотрели на Альму. Она – их вожак,
– Иди поздоровайся, – предложила Альма.
Он помотал головой.
– Спугну.
– Сегодня не спугнешь.
Он встал и осторожно направился к лошадям, чувствуя, что Альма идет следом, наблюдает.
– Доброе утро, парни.
К его великому удивлению, лошади не отскочили. Он протянул руку к ближайшему животному, высокой вороной лошади с коричневым пятном под глазом, и погладил ей лоб.
– Ты меня не боишься? – прошептал Бакстер.
– Похоже, уже считает тебя своим, – сказала Альма, становясь рядом. – Когда такой рассвет, трудно не обрести веру, правда? Даже такому скептику, как ты.
– От скептика уже ничего не осталось. Какое утро! – согласился Бакстер. Он погладил лошадь по носу и снова поднял глаза на сияющее небо. Верить было легко.
Через пару мгновений они уловили запах горящих дров. В окнах на первом этаже уже горел свет.
– Твоя мама проснулась.
Альма грустно улыбнулась.
– Пойду к ней. Она ждет.
Бакстер взял ее за руку.
– Останься на несколько минут. Потом пойдем вместе. – Он притянул Альму к себе и прижался щекой к ее щеке. –
–
Ее дыхание щекотнуло ухо, и по спине у него побежали мурашки.
– Только учусь, – мысль, что скоро придется с ней проститься, кольнула Бакстера в самое сердце, которое, как он теперь понял, тоже проходило тренировочный курс.
Глава 35
Семейные узы
Эстер сидела у камина, сжимая в руках чашку кофе; причудливо изогнутые струйки пара гладили ее по лицу. Когда они вошли, Эстер развернулась, а Пако весело вскочил и побежал к ним на встречу.
Альма погладила пса и поцеловала мать в макушку. Они заговорили на испанском, и Бакстер услышал слова извинения. Потом Эстер обратилась к нему, перейдя на английский:
– Рудольфо будет здесь через несколько минут. Я покажу ему запись и хочу, чтобы вы оба присутствовали при разговоре.
– Мне остаться? – удивленно переспросил Бакстер. Он подошел и встал рядом с Альмой спиной к огню. Он предпочел бы, чтобы этот разговор состоялся после их с Мией отъезда.
– Прошу тебя, – сказала Эстер, поставив кружку на стол. – Мию забрал Диего.
– Что?! Она уже проснулась?!
Эстер кивнула.
– Он приведет ее чуть позже. Как я уже говорила, Мия получит свою часть наследства, поэтому ты тоже имеешь право присутствовать при принятии решения.
– Сомневаюсь, что Рудольфо это понравится, – предостерег Бакстер, чувствуя, как тепло от камина согревает руки и спину.
– Его чувства меня сейчас заботят меньше всего.
Альма подняла руки и зловеще ухмыльнулась.
– Нравится тебе или нет, отныне ты член семьи. Даже лошади тебя признали.
Под натиском двух женщин ему пришлось сдаться.
– Хорошо, буду рядом и помогу, чем смогу.
Через несколько минут Бакстер вернулся из кухни с двумя чашками кофе в руках – для себя и для Альмы – и сел у камина на стул справа от Альмы. Эстер расположилась на диване под портретом дона Хорхе, чьи глаза казались поразительно живыми, как у Моны Лизы. В оранжевом свете торшера Эстер выглядела особенно измученной. На ее лице проступила усталость, кожа вокруг глаз приобрела голубоватый оттенок, как у стариков, а на щеках посерела. Бакстер был рад, что сейчас находится рядом. Вряд ли он может чем-то помочь, но дополнительная поддержка, пусть даже моральная, никому не помешает.
На деревянном столике лежали подставки под горячие напитки в виде испанского флага и две толстые книги с репродукциями картин Гойи и Дали. Бакстер взял из стопки две подставки.
– Эстер, может быть, принести чего-нибудь?