Вечером он позвонил Елозину и сказал, что ему все равно, как они будут решать вопросы. Вот только менять свои показания он к безбровому пузанчику-следователю не пойдет, обойдется этот тип и без него. «И не надо, — понимающе подхватил Елозин. — Пусть сам поработает». И еще, добавил Ледников, он обязательно поинтересуется, были ли выполнены обещания данные семье. «Да все уже делается, Валентин Константинович, все уже на мази. Я был уверен, что вы человек разумный. Вы не представляете себе, как помогли этой бедной женщине. Вы ее с сыном просто спасли!»
Слушать этот треп было невозможно, и Ледников просто оборвал разговор. Мелькнула, правда, мысль, что надо было поинтересоваться, что там за государственные интересы скрываются. А то окажется, что нет их, и не было.
Глава 4
«Секретный агент»
В эти же дни в Москву рейсом из Франкфурта вернулся Илья Борисович Нагорный импозантный мужчина лет пятидесяти с бородкой, весьма недурно сохранившийся для своих лет. Встречала его жена, красивая, но уже заметно увядающая женщина в темных очках.
Пока шли к машине, Нагорный искоса поглядывал на жену, пытаясь понять, в каком она состоянии. Убедившись в своих подозрениях, он решительно усадил ее на место рядом с водителем, а сам сел за руль. — Чего так? — насмешливо осведомилась Марина.
— Не хочу, чтобы мы врезались в столб или выскочили на встречку. Марина, ты опять пила!
— Это было вчера, — и не думала отпираться она.
— Ну да, а сегодня продолжилось, — зло пробормотал Нагорный.
Равнодушно пожав плечами, Марина закурила и уставилась в окно. Уже когда выбрались на шоссе, с вызовом спросила:
— Это все, что тебя интересует?
— Нет, разумеется.
— А что тебя интересует еще?
— Например, как наши дела?
— А как ваши дела? Как аферы в Германии? Удалось облапошить добропорядочных бюргеров? Ты им втюхал какую-нибудь фальшивку? Или мазню современного гения, не умеющего рисовать?
Нагорный быстро глянул на нее, но решил не обострять ситуа-цию. Всерьез ссориться с женой он не собирался. Были заботы и поважнее.
— Наши дела в Германии сложились неважно, — примирительно сказал он.
— Что так? Бюргеры поумнели? Или опять зарвался?
— Скорее, поставил не на ту лошадь.
— Ну да… Тебя опять надули наши западные друзья. А знаешь, почему это происходит с завидной регулярностью? — с вызовом поинтересовалась Марина.
— И почему же?
— Потому что ты перед ними лебезишь. Это здесь ты смел и находчив, а там… Там ты все равно чувствуешь себя перед ними человеком второго сорта.
— Ерунда.
— Нет, милый, не ерунда, — с удовольствием продолжала Марина. — Ты как был советским фарцовщиком, так и остался. Только и всего. Учишь тебя, учишь, толку никакого.
Стиснув зубы, Нагорный какое-то время молчал. Справившись с нахлынувшей злостью, поинтересовался:
— А у нас тут ничего любопытного не образовалось?
Марина молчала, но по виду ее было ясно, что новости есть.
Надо только дать ей почувствовать свою незаменимость и превосходство.
— Ладно, Марина, не сердись, ты же знаешь, что я просто хочу тебе добра. А эта привычка пить с утра до добра не доведет.
Марина издевательски расхохоталась:
— Слушай, не строй постную физиономию, это тебе совсем не идет. Добра ему захотелось! Илюша, для тебя добро имеет лишь сугубо материальное выражение!
— Ну, почему же, — вяло запротестовал Нагорный. Углубляться в такие материи ему вовсе не хотелось — было не до них.
— Да, ладно, давай не будем о вещах, недоступных твоему пониманию, — великодушно процедила Марина. — А что касается дел… Возник один старикан и сказал, что у него есть подлинник прижизненного портрета Державина…
Нагорный, подняв брови, уставился на жену:
— Ты серьезно?
— Смотри на дорогу, а то в столб врежешься!
— Думаешь, это и на самом деле может быть подлинник? — уже загораясь, спросил Нагорный.
— А вот придет старикан с портретом, мы и определим, — охладила его пыл Марина. — Теоретически — может. Я смотрела источники. — Слушай, это же потянет тысяч на пятьсот долларов! Полмиллиона…
— Вот именно столько старикан за него и хочет, — засмеялась Марина.
— Он что — с ума сошел?
— Да нет — говорит, безвыходные обстоятельства, деньги нужны срочно. Что-то про свою дочь рассказывал…
— Ты умница.
— Ишь, как мы запели… Может, ты мне еще нальешь?