Испанский сапог. Нам есть чем удивить друг друга

Но если отвлечься от смешных до колик инсинуаций злобного Шарпа, то объяснения случившемуся было всего два. Либо самое обычное бытовое убийство на почве пристрастия к нетрадиционному сексу, которых по нынешним временам пруд пруди. Либо изощренная ликвидация то ли агента, то ли противника людьми в высшей степени профессиональными, точно рассчитавшими, что подобный способ отвлечет от подозрений, связанных с профессиональными делами сотрудника разведки. На эту версию работала и странная неспособность экспертизы установить причину смерти — это при нынешнем-то уровне медицины!.. Нет, тут что-то явно скрывали. Как и в случае со смертью Литвиненко, результаты вскрытия которого англичане так и не обнародовали.

— И что — наш мистер Милнер тоже увлекается «аутоэротичными экспериментами»? — брезгливо усмехнулся Ледников. — Они что там — все из этой бражки?

— Нет, — успокоил его Градов. — В этой части мистер Милнер истинный консерватор. Он увлекался, как у нас сейчас говорят, распилом бюджетных средств. То есть платил агентам гораздо меньше, чем указывал в отчетах. А разницу клал в карман. Ну и не брезговал шантажом и вымогательством, когда при выполнении служебных обязанностей, подворачивалась такая возможность.

— А при чем здесь мистер Уильямс в спортивной сумке?

— Ну, у них, как и у нас, после такого скандала начинается суматоха, именуемая чисткой рядов. Чтобы сделать вид, что приняты меры для недопущения впредь. Вот Милнера, о финансовых пристрастиях которого было уже известно, и попросили уйти. Но расставаться с ним совсем не захотели, потому как очень ценили. Он мужик инициативный, азартный и весьма творческий. В общем, он основал некую консалтинговую фирму, которой спецслужбы заказывали всякие щекотливые дела. Очень удобно — если что, то мы тут ни при чем. Ну, вы сталкивались с чем-то подобным в Швейцарии…

— Ну, да, — неохотно вспомнил Ледников.

— Только там были грубые албанские боевики, а здесь изощренные профессионалы, которые работают на самом высоком уровне. Вот только одно мне непонятно — зачем Милнеру какой-то антиквар Нагорный. Предметы искусства вовсе не его профиль. Неужели решил переквалифицироваться?

Ледников неопредленно пожал плечами — мол, кто его знает?

— Ну что ж, попробуем поработать в этом направлении, — уже совсем другим, казенным тоном сказал Градов.

Он вдруг превратился в настоящего сотрудника спецслужб, который больше всего боится сказать лишнее и никого не допускает в свои служебные тайны. Ледников невольно усмехнулся про себя — сколько раз он сталкивался с этим на службе, когда каждое ведомство ревностно блюдет свои тайны, порой совершенно несущественные, и постоянно надувает щеки, чтобы подчеркнуть собственную значительность и принадлежность с высшим сферам и интересам.

Но тут Градов, словно угадав, о чем он думает, спросил:

— И какие будут предложения? Мне еще надо покопаться в ситуации, чтобы понять, что к чему, а у вас наверняка есть идеи.

— Ну, идеи очень просты. Пока мы не знаем, что нужно Милнеру от Нагорного. Не знаем, зачем им понадобился этот самый рубль. Не знаем, что за этим рублем — какая предыстория?

— Что вы имеете в виду?

— Если он приобретен каким-то темным или незаконным путем, его обладатель становится очень удобным объектом для шантажа. Если вспомнить, что Нагорный в последнее время позиционирует себя не столько как антиквар, сколько как специалист по подаркам всяким важным людям, можно прийти к вполне определенным выводам. Допустим, есть важный человек, который коллекционирует старинные монеты. Подарить такому человеку Константиновский рубль — значит, сделать его счастливым. Счастливым и… благодарным. То есть отзывчивым на некие просьбы. Но есть и еще один вариант. А если подарок — паленый? То есть с плохой предысторией. Украден, например. Или пропал при сомнительных обстоятельствах. Во время боевых действий в местах, где шла война. Или вот, например, во время знаменитого взрыва в Осло из здания правительства пропали несколько находившихся там картин. И тогда счастливый владелец такого дара становится очень легкой целью для шантажа. А шантаж это как раз увлечение и хобби мистера Милнера, насколько я понял.

— Ну, допустим, что все обстоит именно так.

— Пока этот рубль не у Нагорного, мы ничего не узнаем. А вот если он к нему каким-то образом вернется… Мы увидим, что он предпримет, к кому направится, и, возможно, тогда определим объект интересов мистера Милнера. Марина сказала, что монету, по ее догадкам, должны кому-то подарить. А вы понимаете, что такой подарок можно принять только от очень близких и солидных людей — от тех, которым ты доверяешь. От кого угодно, его не примут. Потому что владеть вот так просто Константиновским рублем невозможно. Я повторюсь. Но хочу еще раз подчеркнуть, что, как мне представляется, в этой истории должны участвовать хорошо знакомые и очень серьезные люди.

— Пожалуй. Но как вернуть монету Нагорному? Она же сейчас у следователя, насколько я понял, приобщена к делу в качестве вещественного доказательства?

— Пока не знаю. Может быть, вы подключитесь?