Она специально не повела его через Романов переулок, где ходы больше напоминали какой-нибудь американский институт. Желая удивить его воображение, а может, просто продлить свое пребывание с ним, она повела его со станции метро «Боровицкая» – теми самыми ходами, какими когда-то вели ее саму; они шли вначале вдвоем, и она искоса любовалась его изумленной физиономией, и как его изумление росло пропорционально пройденному пути и численности охраны. Она уже давно получила высокий ранг вместе с правом ходить многими ходами, как и являться в штаб без звонка и без приглашения; вот только на мальчика ее права не распространялись, поэтому пришлось ему, обалдевшему от виденного, посидеть в комендатуре штаба, пока князь Георгий не освободился для нее.
– В чем дело опять? – буркнул он вместо приветствия. – Ты знаешь, как я отношусь к таким визитам.
– Да? – лукаво спросила Марина. – А если произошло нечто экстраординарное?
– Судя по твоему благополучному виду, – проворчал князь, – ничего такого не могло произойти; должно быть, для тебя это слишком мудреное слово.
– Ваше сиятельство, – сказала Марина, – вы вправе меня отругать; только как бы вам не было совестно ровно через пять минут… впрочем, – заметила она как бы про себя, – поскольку мне полагается премия, то чем больше вы будете меня ругать, тем премия будет ценнее.
– Какая еще премия? – рявкнул князь. – За что?
– За то, что я решила одну из двух стоявших передо мною задач, – торжественно и с расстановкой произнесла Марина, – таким образом, половина моей миссии выполнена. Запомните этот день, ваше сиятельство, и возрадуйтесь! ибо я привела вам царя.
Глава XXXIX
– Сьёкье, милая Сьёкье.
– Милый Вальд!
– Я – просто.
– Вижу… то есть слышу.
– Сьёкье… кстати, какое у норвежцев уменьшительное от твоего имени?
– Ты забыл. Это не норвежское имя.
– Ах, да. А как тебя называли в детстве?
– Тебе будет трудновато произнести.
– Ну… для идиота.
– Для идиота – говори «Сьё».
– О’кей. А норвежский язык трудный?
– Для меня почему-то нет… а вообще ты хорошо подумай, Вальд! Ведь у нас целых два языка.
– Я знаю, что в Швеции еще говорят по-фински… а у вас? по-шведски, что ли?
– Ты не понял: норвежских языка два. Ну, как тебе объяснить… две разные формы.
– М-да. И ты на обоих говоришь?
– Приходится…
– Расскажи мне про свою страну.
Сьёкье задумалась.
– Что тебе сказать? Норвегия – это государство на севере Европы.
– Ага!
– По территории… по территории примерно как штат Нью-Мексико.
– Вот оно что.
– Притом 70% этой площади не заселено… как, впрочем, и в штате Нью-Мексико.
– Ты смотри, какие похожие! А численность населения – тоже одна и та же?
– Ну да, еще чего! В Норвегии гораздо больше. Правда, я не знаю точно, сколько в Нью-Мексико, но вряд ли тут живет хотя бы два миллиона.
– А в Норвегии?
– Целых четыре; даже немного больше.
– Ух ты. Как в половине Москвы.
– Что ты хочешь этим сказать? – оскорбленно осведомилась Сьёкье.
– Только то, – испугался Вальд, – что мне досталось редкое, бесценное сокровище.
Сьёкье хмыкнула.
– Досталось, – передразнила она.
– А что… мы же жених и невеста, нет?
– Мы… да.
– Почему бы, кстати, не назначить день свадьбы?
Сьёкье помолчала.
– Вальд!
– А?
– По-моему, ты плохо представляешь себе фьорд.
– Так ты расскажи.
– Я рассказала бы… но это невозможно.
– Ну, хотя бы пару слов.
– Не знаю. Я просто хотела сказать… как бы тебе после Москвы не стало там скучно.
– Хм. А если будет скучно, поедем жить в город?
– В какой?
– В любой.
– Да. Только недалеко, чтобы часто возвращаться.
– А что, там так много городов?
– Если недалеко, то не меньше двух.
– А как называются?
– Хаммерфест и Тромсё.
– Вот видишь, сколько вариантов.
– Да… я вижу, нужно поговорить обо многом.
– Мы и говорим.
– Лучше бы не по телефону. Лучше бы в воде, а на худой конец в уютной мягкой постели.
– Не провоцируй меня.
– А что ты сделаешь? А ты самоудовлетворяешься без меня? Ты же сейчас вроде без женщин.
– Прекрати.
– Но это необходимо! Мне не нужен муж-импотент.
– Сьё… расскажи лучше еще про Норвегию.
– Хм… Тебя интересует длина береговой полосы?
– Конечно! Еще спрашиваешь.
– Двадцать тысяч километров.
– Сколько?
– Двадцать тысяч.
– Сьёкье, – сказал Вальд, хихикая, – я понимаю, что ты истинная патриотка, но у патриотизма тоже должны быть пределы. Двадцать тысяч километров – это больше радиуса Земли; собственно, это половина земного экватора.
– Именно так; теперь тебе, может, немножко больше понятно, что такое фьорд.
– М-да. А сколько всего фьордов?
– Классификации разные; лично я бы не стала считать. Это все равно что считать звезды.
– Сьё, я все больше хочу на фьорд.
– Я тоже.
– В следующий раз назначаем день свадьбы.
– Хорошо.