Исполинское радио

Возвращаясь с работы несколько дней назад, Чарли видел, как по Пятьдесят девятой улице шла женщина с маленькой девочкой. Девочка плакала. Он подумал, — нет, он был уверен! — что она плачет оттого, что видела столько игрушек в витринах магазинов и не могла понять, почему ей нельзя получить хотя бы одну из них. Ее мать, верно, работает прислугой или официанткой. И Чарли представил себе, как они в сочельник идут домой, представил себе их комнату — те же зеленые стены, что у него, тот же холод, — как они садятся есть суп из консервов; вот девочка подвешивает свой дырявый чулочек и засыпает, а мать роется у себя в сумочке, ищет, что бы туда положить...

Звонок из одиннадцатой квартиры прервал его грезы. Он поднялся; его ждали мистер и миссис Фуллер. Когда они пожелали ему веселого рождества, он ответил:

— Не очень-то мне приходится веселиться на рождество, миссис Фуллер. Рождество — невеселый день для бедного человека.

— У вас нет детей, Чарли?

— Живых четверо, — ответил он. — Двоих похоронил.

От великолепия собственной лжи у него захватило дух.

— Миссис Лири у меня ведь калека, — прибавил он.

— Ах, как грустно, Чарли, — посочувствовала ему миссис Фуллер.

Она вышла из лифта и вдруг повернулась к нему.

— Я хочу подарить что-нибудь вашим детям, Чарли, — сказала она. — Сейчас мы с мистером Фуллером идем в гости, но, когда я вернусь, я непременно дам вам кое-что для ваших детишек.

Он поблагодарил ее. Его вызвала четвертая квартира, и он поехал за Уэстонами.

— Для меня это не ахти какой праздник, — сказал он им в ответ на поздравления. — Ведь рождество — печальный праздник для бедного человека. Я, видите ли, одинок и живу в номерах.

— Бедный Чарли, — сказала миссис Уэстон. —Как я вас понимаю! Во время войны, когда мистер Уэстон был далеко, я провела рождество одна-одинешенька. У меня не было ни елки, ни рождественского обеда, ничего. Я жарила себе яичницу и плакала.

Из вестибюля раздался нетерпеливый голос мистера Уэстона.

— Я вам очень сочувствую, Чарли, — повторила миссис Уэстон и побежала догонять мужа.

К полудню атмосфера в шахте подъемника изменилась: на смену бекону и кофе пришли ароматы домашней птицы и дичи, и весь дом, как одно огромное хозяйство, был поглощен приготовлением огромного пира. Дети все уже возвратились со своими нянями и боннами из Центрального парка. То и дело к дому подъезжали машины с бабушками и тетушками. Люди, проходящие по вестибюлю, были одеты во все праздничное, новое, в великолепные меха, и в руках у них были веселые, разноцветные свертки.

Чарли продолжал жаловаться всем, кто поздравлял его с рождеством, изображая себя, в зависимости от настроения, то одиноким холостяком, то бедным человеком, обремененным огромной семьей. Однако ни собственные меланхолические излияния, ни сочувствие слушателей не утешали его нисколько.

В половине второго девятая квартира вызвала лифт, и, когда Чарли поднялся, в дверях стоял сам мистер Деполь, держа в руках фужер и мешалку для коктейля.

— Вот, Чарли, чтобы и у вас было рождественское настроение, — сказал он, наливая ему коктейль. Затем появилась горничная с подносом, на котором стояли прикрытые тарелками блюда. Из гостиной вышла миссис Деполь.

— С праздником, Чарли, — сказала она. — Я попросила мистера Деполя разрезать гуся пораньше, чтобы и вам, видите ли, отведать. Сладкое я не поставила на поднос, потому что, боюсь, растает. Когда мы дойдем до сладкого, мы вас снова вызовем.

— Какое же рождество без подарков? — сказал мистер Деполь, вынес какую-то большую, плоскую коробку из передней и положил ее поверх тарелок на поднос.

— Из-за вас у меня в самом деле получилось рождество,— сказал Чарли. Слезы навернулись ему на глаза. — Спасибо вам, спасибо!

— С праздником, с праздником! — кричали они ему вслед, покуда он шел с подносом в кабинку лифта. Он спустился и отнес обед и коробку в вахтерскую. На подносе был суп, какая-то рыба под соусом и кусок гуся. Послышался звонок, но прежде чем подойти, он сорвал крышку с картонки и обнаружил в ней домашний халат. Щедрость супругов Деполей, вместе с выпитым коктейлем, слегка ударили ему в голову, и в двенадцатую квартиру он поднимался в состоянии восторга. В дверях стояла горничная миссис Гэдсхилл с подносом, а за ее спиной — сама миссис Гэдсхилл.

— С праздником, Чарли! — сказала она.

Он поблагодарил ее, и на глазах у него снова навернулись слезы. По дороге вниз он выпил рюмку коньяку, которая стояла на подносе миссис Гэдсхилл. На жаркое у миссис Гэдсхилл было рагу. Чарли стал прямо пальцами выбирать куски баранины. Снова зазвонили, и он поднялся в одиннадцатую квартиру.

— С праздником, Чарли, — сказала миссис Фуллер; она стояла в дверях, прижимая к груди множество пакетиков, завернутых в станиолевую бумагу, — совсем как на рекламе. Мистер Фуллер обнимал ее одной рукой, и у обоих был такой вид, словно они вот-вот заплачут.

— У меня тут несколько вещичек для ваших деток,— сказала миссис Фуллер. — А вот это — для миссис Лири, а это вот — для вас. Отнесите их себе в лифт и возвращайтесь. Мы вам тут обед припасли.