– Надо полагать, он в совершенстве владел языком. И не обязательно иностранным. Мне не терпится узнать, при каких обстоятельствах через несколько поколений виконт превратился в графа.
– Хм. – Хавьер, что есть силы, вжимал кулак в бунтующий живот. Мисс Оливер не пыталась его дразнить или мучить, тогда отчего у него свело нутро?
– Что мне до сих пор непонятно, – продолжала между тем Луиза, – так это для чего понадобилось шифровать всю книгу. Разве спустя столько лет кому-то важно, стали ли ваши предки аристократами благодаря искусству любви или, скажем, благодаря тому, что не давали оскудеть королевской казне?
Хавьер предпочел бы, чтобы мисс Оливер была сдержаннее в использовании таких слов, как «искусство любви» или «язык». К концу дня нервы у него были ни к черту, и он боялся не сдержаться.
– Такого рода нюансы всегда имеют значение, – процедил он. – Высший свет никогда ничего не забывает и ничего не прощает. В особенности скандалы. Такова его природа.
В его, Хавьера, случае, высшему свету даже на память полагаться незачем – книга с записями пари была всегда к услугам любого посетителя «Уайтс». И эта книга хранила список всех его прегрешений – истинных и мнимых – со дня совершеннолетия и до сей поры.
Оказывается не только его, Алекса, слабостям и прегрешениям ведется строгий учет, так же было и с его предками. То, что вскормлено в кости, появится во плоти, как говорится. То есть, породу не скроешь. Вот какие слова надо было сделать семейным девизом.
Хавьер вдруг почувствовал странный холод, словно внутри он уже умер.
– Согласна. – Луиза смотрела на него своими большими глазами цвета шоколада. Одна половина ее лица была ярко освещена, другая оставалась в тени. – Во время сезона в Лондоне я чаще всего простаивала у стены, где-нибудь за пальмой в кадке, и от скуки наблюдала за гостями, подмечая много интересного. И поведение представителей высшего света не могло от меня укрыться. – Насупившись, Луиза провела по записям нерабочим концом пера. – Что мне не дает покою, так это вопрос «зачем». Зачем надо было записывать все это, а потом еще и шифровать?
Хавьер мучительно соображал, какое из пронумерованных выражений следует изобразить на лице, но ни одной из масок под рукой не оказалось.
– К некоторым скандалам принято проявлять терпимость, но есть такие, которые не сходят с рук никому. Одинокий джентльмен с хорошим состоянием может угодить в скандальную историю, и никакого вреда его реноме от этого не будет. Женщина не может рассчитывать на снисхождение. А уж женатому мужчине лучше в скандалы и вовсе не ввязываться. Это может дурно отразиться на его детях.
– Граф Хавьер – приверженец морали? – спросила, не глядя на него, Луиза. Она перебирала бумаги на столе, складывая чистые листы в ровную стопку. Потом зачем-то передвинула бронзовую чернильницу. – Полагаю, мне следует выразить удивление.
– Пустяки, – сказал Хавьер. Он уже пожалел, что ноги принесли его в библиотеку и что он оказался втянутым в этот разговор о кодах, шифрах и скандалах с женщиной, от которой ничего не может укрыться. Что с того, что граф оказался в капкане собственной репутации? Почему он должен начать сожалеть об этом сейчас? Скоро Хавьер вернется в Лондон, и все вернется на круги своя, его жизнь потечет по знакомому руслу, и он будет чувствовать себя вполне уютно в этой жизни, как рука в разношенной перчатке.
Перспектива, скажем прямо, не блестящая, но зато понятная и привычная.
– Но я не удивлена, – произнесла Луиза, накрыв ладонью выложенные рядком перья. Она растопырила пальцы, словно хотела под лампой разглядеть, не осталось ли где чернильного пятнышка. – Я кое-что заметила и насчет вас, Алекс. Не так уж вам нравятся скандалы, как того требует вами же выбранное амплуа.
Он пожал плечами. Хавьер не рассчитывал на то, что Луиза поверит в его безразличие к теме, он не мог, но продемонстрировать безразличие считал своим долгом.
– Слухи. Разве им можно верить.
– Разумеется, нельзя. Слухи могли бы заставить меня поверить в то, что вы вероломно предали друга, но вы убедили меня в обратном. Если бы я прислушивалась к тому, что говорят, то решила бы, что вы спите с синьорой Фриттарелли, но я никогда не замечала особой теплоты в вашем взгляде, когда вы на нее смотрите.
Хавьер вытянулся в струнку.
– До вас доходили разговоры о синьоре Фриттарелли и?.. – Хавьер замолчал на полуслове и тряхнул головой. Похоже, слухи приобрели свойство самовозгораться, и подпитка им даже не требовалась. Лишнее свидетельство того, что он и вправду попал в ловушку.
Луиза едва заметно пожала плечами. Она по-прежнему не смотрела на него.
– Я много чего слышу. И ничему не верю, пока не увижу явное тому подтверждение.
Мисс Оливер вытянула руки перед собой и положила на них голову. Хавьер неотрывно смотрел на ее шею, которая была по-девичьи тонкой и щемяще трогательной. Комбинация обезоруживающей женственности, хрупкости и кажущейся беззащитности с потрясающей остротой ума била наповал. Эта женщина владела смертельно опасным оружием, против которого у него не было брони.