Испорченная кровь

Казалось, весь город вымер; на сортировочной станции, всегда такой шумной, не двигался ни один состав. Было так тихо, что отчетливо слышался стук каблуков по тротуару. Обморочное, давно не испытанное чувство жути охватило Недобыла, чувство ужаса перед неведомой опасностью, перед этими хмурыми людьми, которые проходили под окнами его дома, ни разу не взглянув на него. Однако этот приступ расслабляющего страха длился недолго, — Недобыл сразу понял, что если люди его ушли со двора на Сеноважной площади, то ушли они, конечно, и из Крендельщицы, и эта мысль моментально помогла ему подавить в себе приступ малодушия.

Он ушел в спальню; там Мария, сидя перед трюмо, расчесывала свои песочного цвета волосы. Недобыл отпер ящик полного столика, вынул заряженный револьвер, который держал там на случай ночного посещения воров, и сунул его в карман.

— Ты что это? — спросила Мария, следившая за ним в зеркало.

— У меня стачка, никто не вышел на работу, — ответил он с необычной для последнего времени готовностью — после той крупной ссоры Мартин разговаривал с женой редко и только о самом необходимом. — В Вене, говорят, революция, и полиция меня предупредила, что у нас тоже что-то готовится. Дом я велю запереть, и пусть никто не подходит к окнам.

— Ach, lächerlich! — отозвалась Мария, не переставая причесываться.

Она назвала смешной причину его беспокойства, однако по тому, что сказала она это на родном языке, можно было судить, что спокойствие ее — напускное и она все-таки испугана; а этого и хотелось Недобылу.

Он вышел из дому и присоединился к молчаливым группам, поднимающимся вверх, к границе Жижкова и Виноград.

Как он и предполагал, Крендельщица была безлюдна; один придурковатый кучер Небойса зашивал толстой иглой рваную торбу, спокойно сидя на лавочке у большой конюшни, которую Недобыл построил шесть лет назад, соединив в одно просторное помещение несколько отдельных конюшен, лепившихся одна к другой.

Недобыл сейчас же накинулся на Небойсу: что это за порядки, как смели нарушить его приказ, ишь разлетелись, как голуби из голубятни. На это Небойса ответил мирно и успокоительно, что все в порядке, кони накормлены и напоены, а он, Небойса, несет при них службу. А вон того рыжего хозяин купил зря: такой стервец, стоял всю ночь напролет, никак не ложится и ноги себе отстоял; и раз уж хозяин пришел сюда, может, он будет так добр и приглядит малость за конями, пока он, Небойса, сбегает туда, на митинг, это тут, недалеко, за Еврейским кладбищем, в парке.

Это было верхом наглости. Недобылу захотелось дать оплеуху Небойсе, который, запрокинув голову, невинно глядел на него, помаргивая голубыми глазами… С минуту Недобыл в бессильной злобе смотрел на кучера, и вдруг ему вспомнились хмурые люди, молчаливо проходившие под его окнами, и снова страх сжал его сердце.