Испорченная кровь (ЛП)

что брови мужчины поднимаются, на губах лёгкая

улыбка. Он нуждается в этом. Я нуждаюсь в этом.

— Палочки, — предлагаю я. А потом: —

Пожалуйста, Айзек. Я хочу услышать музыку.

— Музыку без слов, — произносит мягко

мужчина. Я качаю головой, хотя он не видит, как я

это делаю.

— Я хочу услышать музык у, которую ты

можешь создать.

Хоч у ви д е т ь е г о л и ц о . Хочу убедиться, не

обиделся ли он, что я попросила сделать то, от чего

Айзек с трудом отказался. Или, может быть, испытал

облегчение от моей просьбы. Просто хочу увидеть

его лицо. И тогда я делаю что-то странное.

Протягиваю руку и прикасаюсь к лицу Айзека

кончиками пальцев. Глаза мужчины закрыты, когда я

исследую его лицо, начиная со лба, прикасаясь к

глазам и губам. Он серьёзен. Всегда так серьёзен.

Доктор Айзек Астерхольдер. Я хочу встретить

барабанщика Айзека.

Он пропадает на час. Когда возвращается, его

руки нагружены вещами, которые я не могу

разглядеть в темноте. Выпрямляюсь в постели, и мой

мозг гудит от волнения. Айзек работает перед огнём,

чтобы не пришлось использовать фонарик. Я

наблюдаю за тем, как он выгружает то, что принёс:

два ведра, одно меньше другого, металлическая

сковорода и металлический горшок, клейкая лента,

резинки, карандаш и две палочки. Палочки выглядят

гладкими, как настоящие. Интересно, вырезал ли

мужчина их тайно, пока исчезал внизу каждый день.

Я бы не стала его винить. Уже в течение нескольких

дней хочу резать свою кожу.

О н что-т о делает. Я не могу сказать что, но

слышу рвущий звук клейкой ленты через каждые

несколько минут. Айзек пару раз матерится. Это

саундтрек: шшррык... мат... бах... шшррык... мат... бах.

Наконец, после того как мне кажется, прошли

часы, он встаёт, чтобы изучить свою работу.

— Помоги мне, — прошу его. — Только в этот

раз, чтобы я могла видеть.

Он подбрасывает ещё полено в огонь и

неохотно подходит к моей кровати. Я прошу его

беззвучно:

«Пожалуйста,

пожалуйста,

пожалуйста, пожалуйста». Айзек поднимает меня

прежде, чем я могу отказаться от его помощи, и несёт

меня к тому, что соорудил.

Я с удивлением рассматриваю его творение,

моя нога неловко торчит передо мной. Большое ведро

установлено на импровизированном стенде, который

Айзек сделал из брёвен. Меньшее ведро перевёрнуто

и стоит рядом с ним. На противоположной стороне

находятся две сковороды — обе перевёрнуты вниз.

— Что это? — спрашиваю я, указывая на

беспорядочную кучу на полу.

— Это моя педаль. Я обернул резину вокруг

карандаша. Вырезал подошву у одного из своих

ботинок для педали.

— Откуда ты взял резину?

— Из холодильника.

Я киваю. Гениально.

— Это мой малый барабан. — Он указывает на

меньшее ведро. — И бас...— Большое, повёрнутое на

бок.

— Можешь прислонить меня к стене? Обещаю,

я не буду опираться на ногу в гипсе.

Он оставляет меня у стены рядом с барабанной

установкой.

Я

опираюсь

спиной

о

стену,

взволнованная, что оказалась вне кровати и на

своей... ноге.

Айзек

садится

на

край

подоконника.

Наклоняется, чтобы проверить педаль, и начинает

играть.

Закрываю глаза и слушаю его сердце. Это первый раз,

самый первый раз, когда я встречаюсь с этой

стороной Айзека. После всех лет. Без его разрешения,

я включаю фонарик и направляю луч на него, как

центр внимания. Он кидает мне предупреждающий

взгляд, но я просто улыбаюсь и продолжаю светить

на

него.

Этот

момент

заслуживает

чего-то

особенного.

Примерно четыре дня до Рождества. Плюс

минус день или два. Я делаю всё возможное, чтобы

следить за временем, но теряю несколько дней по

пути. Они ускользнули от меня и испортили мой

воображаемый

календарь. Ускользнули от той,

которая сошла с ума и мочилась под себя, как

некоторые пациенты в психбольнице. Айзек говорит,

что я была в таком состоянии неделю. Так что, в

любом случае, скоро Рождество.

Рождество в темноте.

Рождество на чердаке.

Рождество с талым снегом и бобами из

консервов.

Когда

мы встретились, было Рождество. И

Рождество было, когда случилась нечто плохое.

Смотритель Зоопарка сделает что-то на Рождество. Я

знаю. Это поражает меня. Оно сидело там, в моём

подсознании, всё время.

Я громко всхлипываю. Айзек внизу, и не

слышит меня. И тогда я совсем не могу дышать.

— Айзек. — Хрипло кричу я. — Айзек!

Ненавижу это чувство. И ненавижу, как оно

неожиданно настигает меня, поэтому я всегда не

готова. Не знаю, что подавляет больше: тот факт, что

я не могу дышать, или осознание того, что это было

достаточно мощным, чтобы украсть мо ё дыхание. В

любом случае, я должна добраться до ингалятора.

Айзек нашёл их в колодце. И принёс один. Куда он

его положил? Я беспомощно оглядываю комнату. В

верхней части шкафа. Поднимаюсь с постели. Это