Испорченная кровь (ЛП)

убеждается, что тот прохладный, то спрашивает:

— Что ты читаешь?

Я отворачиваю лицо прочь.

— Книга Ника?

Качаю головой.

Он смотрит на груду, которая ближе всего к

тому месту, где я лежу.

— Ты знаешь, кто это написал?

Не могу смотреть на него, поэтому закрываю

глаза и киваю.

— Моя мать, — отвечаю ему. Я слышу, как у

него перехватывает дыхание.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

Я ковыляю на кухню. Мне нужна вода, чтобы

сполоснуть рот. Айзек следует за мной.

— Как я могу быть уверен, что это сделала не

ты?

— он делает угрожающий шаг ко мне. Я

спотыкаюсь о мешок риса. Тот падает. Я с ужасом

наблюдаю, как зерно рассыпается по полу, собираясь

вокруг моей голой ступни.

— Я привезла тебя сюда? Ты думаешь, что я

притащила нас сюда, чтобы помереть от голода и от

холода? Зачем?

— Как же удобно, что ты была той, кто

освободил меня. Почему ты не была связана с

заткнутым ртом?

— Прислушайся к себе, — отвечаю я. — Я не

та, кто это сделал!

— Откуда мне знать? Откуда? — его слова

остры, но он проговаривает их медленно.

Я

переставляю

ноги,

и

рис

заполняет

пространство между моими пальцами.

Мой подбородок дрожит. Я чувствую, что

дрожит и нижняя губа. Зажимаю её между зубов.

— Думаю, тебе придётся доверять мне.

Он указывает на гостиную, где ящик и книги

лежат в стопках.

— Твоя книга, книга Ника, и теперь книга

твоей матери? Почему?

— Не знаю. Я даже не знала, что моя мать

написала книгу. Я не видела её с тех пор как была

ребёнком!

— Ты знаешь, кто это сделал, — говорит он. —

В глубине души ты знаешь.

Я качаю головой. Как он может даже

предполагать такое? Я искала ответы, подвергая

обсессии свой мозг.

Айзек отступает, закрыв глаза ладонями. Его

спина ударяется о стену, и он сгибается пополам,

положив руки на колени. Похоже, мужчина не может

дышать. Я протягиваю руку к нему, но затем опускаю

её болтаться вдоль тела. Это неважно. Чтобы я не

сказала, оно не изменит того, что я оторвала его от

жены и ребёнка. Я причина одержимости этого

психа.

Три недели спустя, Айзек снимает мой гипс. Он

использует кухонный нож, чтобы разрезать его. Это

тот же нож, который он носит с собой с нашего

первого дня здесь. С широко открытыми глазами и

тяжело дыша, м ы следим, как пластиковый гипс

отпадет. Что мы увидим? Насколько ещё я буду

сломлена? В конце концов, видим только волосатую,

тощую ногу, которая выглядит немного странно. Это

напоминает мне о крови в чашке, свитер в ванной,

камень во рту. Это просто визуально странно, и я не

могу сказать, почему.

Я до сих пор должна использовать костыль, но

мне нравится чувство свободы после того, как все эти

недели я лежала в постели. Айзек так и не

разговаривает со мной. Но солнце вернулось. Оно

снова

взошло.

Мы

прекратили

использовать

электричество,

чтобы

сохранить

топливо

в

генераторе. Я прочитала всю « Запутавшуюся», но, на

удивление, мне не было так больно, как от

безымянной книги матери. Я увидела Ника немного

по-другому, менее лощённого. Это лучшая работа

Ниссли, но я не впечатлена его любовной запиской.

Айзек переносит оставшуюся часть продуктов

из колодца под столом наверх. Он заполняет шкафы,

холодильник и кладовую. « Такнам не придётся

больше спускаться туда», — говорит он мне. У него

уходит на это весь день. Затем мужчина возвращает

стол на место. Когда доктор идёт в свою комнату, я

спускаюсь из карусельной комнаты и прокрадываюсь

на кухню. Я до сих пор в лёгкой одежде и мои ноги

хо л од н ы е . Чувствую

себя

голой

без

гипса.

Прижимаюсь задней частью ног к краю стола и

запрыгиваю на него. Отодвигаюсь назад, пока не

сижу, со свешанными с края ногами. Мои ноги

бегуньи выглядят веретенообразными и слабыми.

Шрам бежит, как шов, поперёк моей голени. Я

провожу

по

нему

кончиком

пальца. Начинаю

выглядеть как сшитая кукла Эмо. Не хватает только

пуговиц вместо глаз. Тянусь вверх, скользя рукой в

отверстие в верхней части моего халата, дотрагиваясь

пальцами до кожи на груди. И здесь шрамы.

Уродливые. Я привыкла к тому, что изуродована.

Кажется, что часть меня изъята, съедена болезнью,

отрублена, раскроена на две части.

Интересно, когда уже моё тело устанет от этого

и просто сдастся.

Я никогда не смогу бегать, как раньше. Я

прихрамываю. И не сказала Айзеку, что моя нога

постоянно ноет. Мне это нравится.

На кухне темно. Я не включаю свет, чтобы

Айзек не знал, что я здесь. Если он пытается избегать

меня, я помогу ему. Но когда поднимаю взгляд, то

вижу, что он стоит в дверях и наблюдает за мной. Мы

смотрим друг на друга в течение долгого времени. Я

чувствую беспокойство. Похоже, что у него есть что

сказать. Думаю, что Айзек пришёл, чтобы выяснить

ещё немного, но потом вижу что-то ещё в его глазах.

Он идёт ко мне. Один... два... три... четыре шага.

Айзек останавливается перед моими коленями.