Испорченная кровь (ЛП)

боролась за то, чтобы ничего не чувствовать. Айзек

занимается любовью со мной, и всё, что я чувствую

прямо в этот момент — что я чего-то стою.

Айзек несёт меня на кровать и опускает на

матрац. Я чувствую его влажность на своём бедре,

пока он забирается в постель и ложится рядом со

мной. « Обними меня», — молча прошу я. Это лишь

слова в моей голове, но Айзек приближается и

обнимает меня. Я закрываю глаза.

Пим-пам, пим-пам...

Страх лёгким шагом танцует вокруг меня. Он

обольстительно шепчет мне в ухо. Мы влюблены,

страх и я. Он позвал меня, и я позволяю ему войти.

Прочь. Говорю я ему. Пусти, позволь мне уйти,

позвольте мне уйти, дай мне уйти.

— Солги мне, Айзек.

Кончики его пальцев рисуют причудливый узор

на моём плече.

— Я не люблю тебя.

Он не видит моё лицо, но оно искажается:

ресницы, губы, линии морщин на лбу.

— Расскажи мне правду, Сенна.

— Не знаю, как, — выдыхаю я.

— Тогда солги мне.

— Я не люблю тебя, — заявляю ему. Я тону под

тяжестью сказанного.

Айзек обнимает меня сзади, а потом нависает

надо мной, его локти упираются по обе стороны от

моей головы.

— Истина для ума, — говорит он, — ложь для

сердца. Так что давай просто будем лгать.

Я целую человека, которому лгу. Он целует

меня искренне. Я освобождена.

Через два дня Айзек заболевает. Это болезнь,

которая пугает меня. Сначала, когда я спрашиваю, он

г о в о р и т , ч т о ничего

серьёзного.

Но

теперь

крошечные капельки пота собираются у него на лбу и

над верхней губой, как конденсат. Я прищуриваю

глаза, наблюдая за ним, пока мы едим. Мужчина явно

заставляет себя есть. Его кожа выглядит как воск:

блестящая и бесцветная.

— Хорошо, доктор, — говорю я, откладывая

вилку. — Определи диагноз и скажите мне, что

делать.

Я стараюсь шутить, но что-то во мне говорит,

ч т о дела плохи. У нас больше нет никаких

антибиотиков. На самом деле у нас нет ничего. Чуть

раньше я проверила наши запасы: пара тюбиков мази

от ожогов и слишком много бинтов и спиртовых

салфеток. Мы пытались сохранить энергию и

использовали поленья из колодца, но и их становится

всё меньше и меньше. Я вдруг понимаю, что слишком

долго жду ответа от Айзека. Он уткнулся в свою

тарелку, на самом деле не видя ничего.

— Айзек... — Я касаюсь его руки, и мои глаза

округляются. — Я бы сказала, что у тебя жар.

Мои губы пересыхают. Я провожу по ним

языком, наблюдая, как лихорадит Айзека.

— Давай отведём тебя наверх, хорошо?

Он кивает.

Через

час Айзек начинает бесконтрольно

дрожать. Я помню, меня тоже так трясло. Но моя

дрожь была эмоциональной. Тело борется с недугами

— эмоциональными или нет — одинаковым образом.

Айзек всегда был тем, кто отгонял мою дрожь. Я не

могу сделать то же самое для него. Ему нужно то, что

моё тело не может ему дать.

Я не могу заставить его проснуться. Он так и не

сказал мне, что делать. Его тело горит, сильно, но в

комнате моро зильник. Держать ли его в тепле или

сбить температуру? Я сижу рядом с ним и пытаюсь

молиться. Если я близко наклонюсь к лицу Айзека,

то почувствую тепло, исходящее от его кожи. Никто

не учил меня, как молиться. Я не знаю, кому молюсь:

ожиревшему богу, который всегда ухмыляется? Богу с

головой женщины и с туловищем мужчины? Богу с

дырами на кистях рук и ступнях? Молюсь всему что

можно. Мой рот движется со словами, умоляющими

словами. Я никогда раньше не говорила с Богом.

Отчасти винила его за всё плохое, что случилось со

мной. Я утверждаю, что нет, но это н е так. Обещаю

никогда не винить Бога снова, если он только спасёт

Айзека.

Думаю, он услышал меня, когда Айзека

внезапно перестаёт трясти. Но когда я опускаю

голову к его рту, то чувствую не глубокое дыхание. Я

молюсь непосредственно Богу с отверстиями в руках.

Он кажется тем, с кем нужно говорить. Бог, который

познал боль.

— Это Айзек, — говорю я ему. — Он помог

мне, и теперь здесь. Он не сделал ничего, чтобы

заслужить это. И не должен умереть из-за меня.

Затем я обращаюсь непосредственно к Айзеку:

— Ты не можешь сделать так снова, — говорю я

ему. — Это уже второй раз. Не справедливо. Сейчас

мой черёд умирать.

Я наклоняюсь, касаясь своим лбом его. Хочу

лечь на него и забрать его жар, но сейчас не время

остужать. Поднимаю голову и смотрю на него сверху

вниз.

Боюсь

оставить Айзека и пойти искать

лекарства. Мы закрыли отверстие под столом

несколько недель назад. Но может быть, он что-то

забыл. Может быть, есть ещё лекарство там внизу:

таблетки, которые упали на грязный пол. Чудо в

тёмном углу. Зн аю, что маловероятно, но не могу

просто сидеть здесь и ничего не делать. Целую его в

губы и встаю.

— Не умирай, — предупреждаю его. — Если ты

умрёшь, я последую прямо за тобой.

Если он слышит меня, т о угроза моей смерти

сработает. Он будет держаться, только чтобы выжила

я . Выскакиваю из комнаты и несусь на кухню. На