Исповедь

— Вот уже двадцать шесть лет, как Лассаль принадлежит истории. Если в период исключительного закона Лассаля не подвергли исторической критике, то теперь наступает наконец время, когда она должна вступить в свои права и выяснить действительное положение Лассаля по отношению к Марксу. Ведь не может же стать символом веры партии легенда, прикрывающая истинный образ Лассаля и превозносящая его до небес. Как бы высоко ни оценивать заслуги Лассаля перед движением, его историческая роль в нем остается двойственной. За Лассалем-социалистом по пятам следует Лассаль-демагог. Сквозь Лассаля — агитатора и организатора всюду проглядывает адвокат, ведущий гацфельдтовский процесс: тот же цинизм в выборе средств, то же стремление окружить себя сомнительными и продажными людьми, которых можно использовать как простое орудие, а затем выбросить вон. Будучи до 1862 года на практике специфически прусским вульгарным демократом с сильными бонапартистскими наклонностями, он по причинам чисто личного характера внезапно переменил фронт и начал свою агитацию. И не прошло двух лет, как он уже начал требовать, чтобы рабочие стали на сторону королевской власти против буржуазии, и завел такие интриги с родственным ему по характеру Бисмарком, что это неизбежно должно было привести к фактической измене движению, если бы он на свое счастье не был вовремя застрелен. В его агитационных брошюрах то правильное, что он заимствовал у Маркса, настолько переплетено с его собственными, лассалевскими, и, как правило, ошибочными рассуждениями, что почти нет возможности отделить одно от другого. Та часть рабочих, которая чувствует себя задетой оценкой Маркса, знает Лассаля только по двум годам его агитации да и на нее смотрит сквозь розовые очки. Но перед такими предрассудками историческая критика не может навеки застыть в почтительной позе…

Энгельс считает, что нужно раз и навсегда покончить с легендой о Лассале.

Ваша антипатия — МАРТИН ТАППЕР

Признаться, имя это в анкете-исповеди кажется неожиданным и загадочным. Не мудрено. В наш век о Мартине Таппере мало вспоминают даже специалисты по истории английской литературы. А ведь это «поэтическая знаменитость» времен Тургенева и Толстого, имевшая популярность в Старом и Новом Свете. Тогда как Маркс, принесший в жертву своему главному труду «здоровье, счастье жизни и семьи», с трудом добивается тысячи экземпляров первого издания «Капитала», Таппер выпускает свою «Пословичную философию» — сборник напыщенных банальностей «в стихах и прозе — тиражом неслыханным: до миллиона экземпляров — в тысячу раз больше «Капитала»! Маркс иронизирует: гонорар за этот так долго и тяжко рождаемый том едва ли возместит расходы на табак, выкуренный во время работы. А Таппер купается в деньгах и славе.

Что же за книга мудрости «Пословичная философия»? Философские прибаутки Таппера — это поэтические реминисценции философских упражнений Иеремии Бентама. А что собой представляет Бентам?

С именем Бентама XVIII век связывает свое осознание утилитаризма. Английский правовед-моралист, сделавшись духовником либеральной буржуазии, возводит на пьедестал понятие пользы и выгоды — слово «утиль», заимствованное французами у латинян. Он отстаивает неограниченное право хищника-дельца на свободное предпринимательство, благословляет свободу капиталистической конкуренции, ставит закон на службу частной собственности. И лицемерно утешает человечество, что принцип утилитаризма обеспечивает «наибольшее счастье наибольшему числу людей».

Мало сказать, что вожделенный утилитаризм пропитал плоть и кровь предприимчивого философа, но и, простите, его кости. Во всяком случае, прежде чем почить в бозе на девятом десятке, Бентам оставляет распоряжение насчет своего скелета — он завещает его науке. Несомненно, душеприказчиком Бентам сделал бы Таппера, знай он о таком родстве душ, но тогда, в 30-х годах прошлого века, поэт был еще юн и совершенно неизвестен. Распорядителем собственных останков философствующий утилитарист сделал сорокалетнего фритредера Джона Боуринга, обладавшего мертвой хваткой торгаша и колониста, да к тому же еще водившего дружбу и с музами.

Бентам научал буржуа рассматривать всю свою жизнедеятельность через призму выгодности и полезности; его собственный нос, иронизировал Маркс, должен иметь какой-нибудь интерес, прежде чем он решится понюхать… Формула утилитаризма: подчинение всех существующих отношений отношению полезности. Выгодно — бери, действуй… Наибольшее счастье — наибольшему числу людей… А как же понимать тогда отношения эксплуататора и эксплуатируемого?