Исповедь бандерши. 100 оттенков любви за деньги

Остальные, в основном, девчонки, приехавшие по контракту и нарушившие его. Они сбегали с места работы с бойфрендами. Их, естественно, отлавливали и возвращали на родину. Сидели они тут по два-три дня, пока билеты им не оформят.

Одни мы с полячкой тут были всерьез и надолго. Мы с ней плакали в два голоса, она гладила меня и утешала, смешно ставя ударение на последнем слоге:

– Ну не плакать, не думай, не думай…

Через две недели, ничего не объяснив, меня отпустили. Я все никак не могла поверить. Я уже настроилась провести всю свою молодость в тюряжке. Мне отдали мои вещи, деньги. Ровно двенадцать лир и пятьдесят центов. Когда я немного отошла от тюрьмы, так ничего и не понимая, увидела стоящую на пыльной обочине дорогую машину. Водитель посигналил и махнул мне рукой. Я подошла к машине и обомлела. За рулем сидел невозмутимый незнакомец из кипрского сада с китайскими розами. Которому я, при последней, правда, она же и первой была, встрече показала fuck!

Амнезия

Я остановилась перед капотом «ягуара». Водитель, откинувшись на сиденье, как-то надменно смотрел на меня. Потом медленно открыл дверцу машины, вышел и стал рядом со мной. Достал из кармана пачку сигарет и открытую протянул мне. Все эти действия происходили в полнейшей тишине. Я с наслаждением затянулась, чувствуя, как кисловатый дым наполняет легкие. Не зная, как к нему обратиться, я спросила по-русски:

– Как вы здесь оказались?

– А ты лучше спроси, как ты здесь оказалась, – на чистом русском языке небрежно ответил он.

Не ожидала услышать родную речь, думала услышу английское: «What?» Поэтому я не сразу сообразила, что ответить. А мужчина молчал, не собираясь помогать мне в продолжении беседы.

– Тогда позвольте у вас поинтересоваться, что я тут делаю? – наигранно манерно спросила я.

– Я тебе не ровня, девочка. И со мной таким тоном разговаривать не нужно, – осадил он меня, в его голосе слышались металлические нотки. – Так вот, довожу до твоего сведения: из полиции выкупил тебя я. Заплатил за твою душонку огромную сумму. И теперь я предлагаю тебе обдумать, как ты будешь отдавать мне долг!

Потом развернулся, нырнул внутрь салона, бросив мне через плечо:

– Садись в машину.

Я послушалась, села, как зачарованная. Вот проклятие. Теперь меня продадут в какой-то бордель и я буду годами отрабатывать долг. А может, я буду наркотики перевозить, как та полячка?

Юлия, какая же ты самонадеянная идиотка! Весь мир гудит о том, что за границей торгуют нашими девчонками, многие едут и пропадают. А я была убеждена, что все это придумки нашего правительства. Мол, специально стращают, чтоб не выезжала на заработки рабочая сила. Мы и дома нужны. Поднимать нашу экономику. И вот – картина маслом! Как же все банально вышло. И страшно…

– Разве я смогу что-то решать? Вы продадите меня в бордель? – обреченно спросила я, глядя в последний раз на быстро мелькающие пейзажи за окошком. С корабля на бал. Из тюрьмы в бордель. И неизвестно, что лучше. В борделе меня измочалят до смерти.

В долинах гор раскинулись виноградники с поспевшими сочными ягодами. Вдоль дороги на тротуарах стояли нарядные мандариновые деревца с едва заметными зелеными завязями. Возле крылечек беленьких домишек с черепичными крышами стояли кадки с фикусами, какие-то волшебные розовые цветы ниспадали через заборчики, украшая фасады уютных жилищ. Я жадно ловила глазами всю эту красоту, как будто в последний раз видя это, как будто прощаясь с жизнью. Все тут будет идти своим чередом. Счастливые семьи и дальше будут жить своей тихой жизнью в нарядных домиках, мандарины поспеют, виноград уберут…

А ты, душа моя, будешь отрабатывать свою свободу в вонючем подвальчике, ублажая турков и приезжих арабов. Самые нищие слои населения. Будешь отрабатывать, пока не отдашь богу душу. А может, пока окончательно не потеряешь товарный вид…

Так я молча ехала и мысленно разговаривала сама с собой. Мой «спаситель» молчал. Он был раздражен. На мою просьбу выключить кондиционер он только досадливо цыкнул. А мне уже стало все равно. В таком случае лучше покориться обстоятельствам. А потом, может, судьба подкинет мне шанс на спасение. Я чувствовала такую душевную усталость, как будто сто лет прожила. Мне не хотелось ничего. Даже слез не осталось. И ни одной мысли в голове. Даже домой звонить не хотелось… А что им сказать? Да у бабушки приступ сразу случится!

«Ягуар» мчался по трассе, по бокам нависали высохшие за лето горы, синее-синее небо и больше ничего. Я закрыла глаза и, на удивление, задремала.

Машину тряхнуло, и я очнулась… в аэропорту.

– Вытряхивайся, пьяница! – хмыкнул он, доставая из бардачка мой паспорт и билет на самолет. Мне?

– Я не пойму ничего, – обомлела я, глупо уставившись на билет.

– Ты и правда дура или прикидываешься?! – разозлился он. – Из-за вашего дебоша… Кучу денег выкинул! На тебя, Сатириса, твою подружку треклятую! Свиньи такие…

– А где она? – хрипло спросила я. Да, я по пьяной лавочке страдаю амнезией… Все, баста, бросаю пить!