Всю дорогу я болтала, вываливая ему на голову все-все. И про работу, и про роковую пьянку, и про Максима. И понемногу сердце, сжатое в кровавый комочек, отходило. Действительно, если разобраться, никакого будущего у нас не было… Жить с ним в осадном положении, наперекор всем его родным? И правда детский сад… И сказать, чтоб я сильно его любила? Тоже нет, скорей мне хотелось жить отдельно… И пикантности этой ситуации добавлял тот факт, что был так называемый роман с его папашкой… Одно обидно, что из-за своей упертости и глупости я и не заработала как следует на Кипре, и попала в переплет. Хотя у меня есть три штуки!!! Кто знает, может, у меня и не вышло бы заработать больше…
– Вот, блин, доблестная-честная! – возмутился он. – Ну чего не спится?
Я выглянула в окошко. Молоденький, страшно симпатичный сержант с серьезным лицом проверял Лехины документы.
Мы съездили по делам, и только заехали на Новый мост, опять нам преградила путь полосатая палочка.
– Это что ж это такое творится-то? А? Не торопитесь, мы только планируем выпивать! И опять тот же щегол! Вишь, худющий какой! Сразу видно, недавно на службу человек поступил! – Кряхтя, он вылез из машины.
Опять высунулась из окошка, смотрю – симпа-тии-ичный, сил нет! Губастенький! Вот вам крест, глаз не оторвать! Эталон красоты мой, вышедший из ясных светлых снов!
– Командир, давай познакомимся, – улыбаюсь ему я, блистая пьяными очами.
А он так серьезно мне отвечает, очень достойно, знаете ли:
– Ну выходите, будем знакомиться.
Я засмеялась и поняла. Жить буду. Ведь жизнь только начинается. Жизнь – это вообще, если хотите, только начало Великого Пути!
II 2003 год
Кормилец
– А чего, посуду вымыть времени не было? – вскинул удивленно брови мой муж, не разуваясь, в форме проходя на кухню.
Как правило, именно с таким вопросом «хозяин» входил в дом.
Потом, проведя «ревизию», возвращался в прихожую, садился на маленькую табуреточку. Раздраженно сбрасывал на пол сиреневую круглую подушечку, лежащую на этой самой табуреточке. Снимал обувь, которую аккуратно, носочек к носочку, ставил в открытую обувную тумбу.
– Слышь, согрей пожрать, я поем и убегаю! – скомандовал он, снимая форму дорожного инспектора и вешая ее в шкаф.
Я, ставя на газ кастрюльку с супом, крикнула из кухни:
– А ты куда идешь, Ром?
– Куда я хожу? Как обычно, по работе. Я, в отличие от тебя, херней не страдаю! – (Намекает на мое новое увлечение – вязание крючком) – тут же взвился благоверный.
Я тяжело вздохнула.
– Сидишь дома целыми днями, даже посуду помыть не можешь! Белья куча уже неделю тебя ждет! Нюхряйка! – обвинял меня «кормилец».
Сегодня я во что бы то ни стало решила не реагировать. Все-таки работает человек, устает. Потому и срывается. Нужно его попробовать понять и пожалеть. Может, ему как раз этого и не хватает?
Обычно в ответ на его замечания я тут же вспыхивала, как спичка. Даже не спичка – взрывпакет. Обычное приветствие вернувшегося в дом добытчика с завидной регулярностью превращалось в пошлейший скандал. Со слезами, упреками и, конечно, трехэтажным матом и проклятиями. Нет, нужно сменить тактику.
Ну что поделаешь? Вот он такой. Пусть он занудный, пусть вредный, пусть придирчивый. Но он же старается, работает? Квартиру, как и обещал, купил. Сделал в ней шикарный ремонт. Подружки, приходя в гости, завистливо вздыхают. Они-то ютятся вместе со свекровями, в лучшем случае со своими родителями. А такой ремонт и подавно они лицезреют только лишь в журналах. И я в такие моменты чувствую себя очень даже везучей. Очень даже состоявшейся.
Конечно, подробности, как покупалась эта квартира, я опускаю. Зачем им знать, что моего мнения никто не спрашивал? Мой муж затыкал мне рот в ответ на каждое мое замечание, касающееся осмотренной квартиры. Ну да. Как же по-другому? Он заработал – ему и решать. А ремонт у нас растянулся на семь месяцев только по одной причине. Недостатка в деньгах не было, была нанята бригада профессионалов. Но…
Вот стоим мы перед стендами с обоями.
– Смотри, Юляша, давай вот эти возьмем, в спальню, – предлагал Роман.
– Да нет. Слишком темная будет выглядеть комната, – забраковывала тут же я.
– А вот эти, с розами? – указывал он на следующие.
– Рома, ну это же колхозный вариант! Ты что, сам не видишь? – шипела я в ответ.
Тут муж краснел, разворачивался и вихрем уносился к машине. Я неслась за ним, провожаемая недоуменным взглядом продавца.
– Поехали! Достала ты меня! – раздраженно заводя машину, орал он.
– Ну хватит. Пошли назад, я тебя прошу. Рабочие уже подготовили стены, и назавтра им нужны обои! – начинала я уговаривать его.
– Колхозные! – с сарказмом восклицал он. – Да ты всю жизнь в сраче прожила! А теперь вдруг разбираться она стала!
– Да, в сраче. Ты сам не в лучшем сраче жил! Наплодила вас мамаша, трех уродов. И ютилась со всем выводком в малосемейке. Цепляясь за мотню блудливому папаше! – не уступала я, намеренно кусая за самое больное место.
– Как тебе не стыдно? У тебя ничего святого нет. Разве можно так говорить об умерших? – пытался он пристыдить меня.