– Чего ты на нее набросился? – казнил я себя по дороге домой.– Перепугал бабу до смерти. Чем она тебе помешала? Как может и как умеет, женщина зарабатывает на хлеб себе и своим детям. У нее есть дар. Слабенький дар, но он достаточен для того, чтобы владеть приемами гипнотического воздействия и проделывания простейших фокусов с человеческим сознанием. Мадам Живаго – великолепная артистка. – убеждал я себя.– Репертуар немного мелковат… Ее настроение и презрение к нам, аборигенам?. Ну и что с того? Может, она с мужем поссорилась. Она обычный человек, Юрка! Вот только реакция на шутку… Понимаешь теперь, как будут относиться к тебе люди, если ты позволишь узнать силу твоего дара?
На следующий день по городу поползли слухи. Они все сходились на том, что на сеансе заезжей ведьмы и экстрасенса мадам Живаго демон ужасной наружности едва не прорвал магический барьер, не выбрался наружу и едва не добрался до зрителей.
Почти так оно было, только демона никто из зрителей не мог увидеть. Он был послан в сознание только мадам. Рассказать о видении она не могла никому, потому что я приказал мадам все забыт. Откуда тогда слухи? Немного поразмыслив, я понял, что наши просвещенные люди логически вычислили все и угадали правильно.
Глава 7
В последние годы я со все большей неохотой отрывался от семьи. Когда подходило время лететь в тундру на начало полевых работ, у меня портилось настроение. Прежнее, радостное нетерпение, охватывающее душу, когда тундра и улицы в Дудинке покрывались снегом, ушло в прошлое. Стареть начал, что ли?
В последние дни перед вылетом я становился раздражительным, временами просто злым и прилагал волевые усилия, чтобы не выдать душевного смятения в топоотделе и не сорваться дома. Иногда жалел, что не в моей власти остановить время и каждый раз осенью подумывал о том, чтобы сменить место работы. Устроиться на должность, где не нужно будет отрываться от семьи.
День отлета. Вещи были собраны с вечера, засунут в рюкзак полотняный сверток с огромным гримуаром. Подавляя плохое настроение, я утром поднялся с постели, стараясь не шуметь оделся и приготовил вещи. Обнял сонную и теплую Светлану, зашел в детскую и несколько минут смотрел на разметавшихся во сне ребятишек. Потом прикрыл дверь, вынес на площадку вещи и, стараясь не греметь ключами, замкнул входную дверь.
Вертолет, подгоняемый попутным ветром, добрался до базы нашей сейсмопартии всего за час и сорок пять минут. Вертолетная площадка, на которую он опустился, была размещена на галечной косе под береговым откосом, на котором разместилась база.
Я подождал, когда замедлят свое неистовое кружение огромные лопасти и уляжется вокруг вертолета снежная круговерть. Потом вынес через боковую дверцу свои девять багажных мест, начиная с рюкзака и кончая портфелем с топокартами.
Нас ждали. Мужики стояли в стороне, прикрывая лица от поднятого лопастями снежного вихря. Трактор задом подталкивал грузовые сани к раскрытым задним створкам вертолетного кузова, чтобы забрать доставленный МИ-8 груз.
Увидев меня возле вертолета, Федоров Сан Саныч – старший рабочий и топоотрядный тракторист Москалев сразу подошли и поздоровались. Потом мы отнесли часть своего груза в сани. Я подхватил рюкзак, теодолиты с портфелем и по крутому, забитому снегом откосу, поднялся наверх к нашему топоотрядному жилищу.
ЦУБ стоял рядом с вертолетной площадкой. Его самодельный тамбур почти нависал над береговым обрывом. Длинные металлические сани были приподняты и стояли полозьями на трех бревнах. Вполне разумная предосторожность, выполненная весной, чтобы за лето полозья не утонули и не были прихвачены морозом. Передним торцевым окном наша "бочка" смотрела на северо-восток.
Взобравшись по крутой лесенке, я открыл дверь в тамбур. Втащил вещи и открыл дверь в саму бочку. На меня пахнуло запахом свежезаваренного чая, табачным дымом и запахом горящего в железной печке каменного угля. Свет горел во всех отсеках, работал телевизор. Людей не было. Все ушли разгружать вертолет.
В ЦУБе все оставалось таким, каким было весной. Я прошел в самый дальний отсек бочки, убрал со стола и своего спального места разведенный Федоровым кавардак, разложил по полкам вещи. Потом сунул портфель с картами в сейф и перестелил свою постель.
Скоро за выгнутыми стенами бочки раздался знакомый свист и тарахтенье дизеля. Оранжевый сто тридцатый протащил сани к сейсмоотрядной столовой. В санях лежал груз и продукты, выгруженные из вертолета.
Я оделся, вышел и забрал из саней большой картонный ящик с куревом, чемодан и вьючные мешки. Потом утащил к ЦУБу два новых щелочных аккумулятора для питания радиостанции. Занес аккумуляторы в бочку.
– Анатольевич! Это что за ящик стоит возле тамбура? – спросил возникший на пороге Сан Саныч.
– Курево, Сан Саныч. Тащи его сюда.
Картонный ящик едва пролез в двери бочки.
– Ты что? На все деньги набрал? – спросил Федоров с легким беспокойством.
– Нет, Сан Саныч, не на все! – засмеялся я, понимая причину этого беспокойства. – В нем мое и твое курево. Неси сюда, расталкивать по полкам будем.