Исповедь колдуна. Трилогия. Том 1

Я сосредоточился и осторожно, стараясь не привлечь внимания, внедрился в сознание мадам и не обнаружил раскаяния. Наоборот, она была довольна. Мысли стоящей на сцене женщины переполняло чувство собственного превосходства над нами, серыми провинциалами. Подождите! – зло думала она.– Скоро еще не то будет!

Чем мы ее так рассердили и чем не понравились, я так и не понял, но к мысленному совету прислушался и стал терпеливо ждать третьего, особенно интересующего меня, отделения. Я вытерпел, когда импозантная, поначалу понравившаяся мне, женщина начала вдруг нести чепуху о ведовстве и заговорах, молча смотрел, как ассистенты устанавливали реквизит, состоящий из бронзового массивного треножника, и ставили на него большую, медную, украшен грубой чеканкой, чашу.

Мадам очертила мелом вокруг треножника малый круг, затем большой и все время бормотала заклинания, не имевшие смысла. Затем она опять вызвала добровольцев, желающих пообщаться с духами и душами умерших людей. Свет в зале был потушен и, когда добровольцы поднялись на сцену, там тоже наступила темнота, в которой были видны только мадам и лицо с горящими глазам.

Ведьма вошла в большой охранный круг и стала бормотать громче и громче, делая руками энергичные пассы над засветившейся призрачным светом чашей. Бормотание перешло в крик, в нем зазвучали угрожающие нотки. Чаша начала куриться, истекать серым дымом.

Внезапно, словно произошел бесшумный световой взрыв, вся сцена осветилась призрачным светом, бьющим из чаши. В серых клубах повисшего над чашей дыма постепенно все четче стало проявляться деформированное лицо демона. Пытаясь разорвать дымовой туман и высвободиться, он загребал мускулистыми лапами с когтистыми пальцами и натыкался на невидимую преграду. Раздался невнятный, булькающий и одновременно гулкий голос существа потустороннего мира. Демон угрожал, женщина отвечала ему повелительным голосом.

Моя соседка ахала, закатывала глаза, задыхалась от обуревавших ее эмоций. Я оглянулся. Почти вся женская половина зала вела себя похожим образом. Я опять поглядел на сцену и протер глаза. На сцене творилось то, что должно было в корне изменить мое мировоззрение, а я ничего не чувствовал! Пришлось закрыть глаза и сосредоточиться.

Что за черт! На сцене не было магии! Все, что там происходило, было не более, чем отлично сработанными световыми и звуковыми эффектами невидимой, как из зала, так и со сцены, аппаратуры . Зато воздействие номера на людей было полным!

Все еще не веря самому себе, я поглядел на женщину, сидевшую с другой стороны от меня. Она вся подалась вперед. Губы женщины были полуоткрыты, а глаза, устремленные на сцену, светились восторженным ужасом. Без всякой магии я ощущал, как испуганно замирает от сладкого ужаса ее сердце, мечутся беспокойными птицами ее мысли. Что она видела на сцене, в серых клубах бутафорского дыма?

Разом простив мадам Живаго высокомерие, я едва удержался, чтобы не захлопать в знак признательности. Оформление номера было великолепным. Выполнение – артистичным. Вот только идея самого номера показалась банальной. Зачем будить в людях веру в старые предрассудки? – недоумевал я. – Заставить верить в существование демонов, духов и прочей нечисти?

С такими мыслями я терпел до тех пор, пока к сцене не вышла молодая женщина и не попросила мадам срывающимся от волнения голосом: не может ли та устроить ей свидание с недавно умершей матерью. Мадам Живаго, покровительно улыбнувшись, небрежным жестом позволила молодой женщине подняться на сцену.

Надругательство над чувствами дочери переполнило чашу моего терпения. Слоно бес толкнул под руку! Незаметный в полумраке зала, я сосредоточился и послал на сцену, в сознание мадам раскаленный знак вопроса и с удовлетворением почувствовал, как заметались ее мысли: Откуда это? Что это значит?

– Ты разбудила своими фокусами меня, спящего демона смерти! – загремел я в сознании женщины и одновременно создал образ черных когтистых лап, тянущихся к ней из-за кулис. – Как ты посмела, ничтожество, показывать смертную душу в таком непотребном месте!

Честно утверждаю – я не хотел ничего такого, что произошло в следующую минуту. Мне хотелось немного попугать мадам за вульгарность представления и издевательство над чувствами зрителей. Откуда мне было знать, что человек, претендующий на знание магического искусства, подвержен суевериям больше моих соседок по ряду?

Я переборщил. Мадам заорала так, что эхо пронеслось по залу ощутимым порывом ветра. Господи! Она корчилась и визжала, как будто ее резали! Мысли мадам были полны такого ужаса и сумятицы, что я был буквально выброшен из ее сознания, едва успев отдать приказ забыть все, что с ней случилось в последнюю минуту. Сеанс был, естественно сорван.