– Хорошо, сынок, – сказал он наконец, – Ты решил стать экстрасенсом. Значит, наш долг с матерью помочь тебе.
Я вопросительно посмотрел на него.
– Я имею в виду, что тебе нужно помещение для твоей работы. Знаешь, жилая квартира не слишком удобное место для приема пациентов. Особенно слишком шумных. На третьем этаже, почти над нами, продается однокомнатная квартира.
– Да ты что, папа! – прервал я его. – Она, наверняка, стоит больше миллиона.
– Больше. – подтвердил он. – Но раз надо, мы найдем такие деньги, будешь лечить пациентов в своем отдельном кабинете. Будешь выращивать людям пальцы.
– Кстати, отец, я ведь тебе могу помочь. – я кивнул на его покалеченную ногу. – Все равно мне нужно потренироваться, прежде, чем я начну отращивать ступню Михаилу Верхозину. Мать ведь тебе рассказала об этом?
– Ну вот, не успел стать экстрасенсом, как ему понадобились подопытные кролики! И он ищет этих кроликов в своей семье.
Я почувствовал, что начинаю краснеть, а отец ласково потрепал меня по голове и сказал уже серьезно:
– Я согласен, сынок. Когда начнем?
– Прямо сейчас и начнем, папа.
Глава 8
Вечером, проводив ребятишек домой после нашей прогулки возле садика, я влетел в свою квартиру с такой скоростью, что едва сумел затормозить возле трельяжа с уже вставленной новой зеркальной пластиной и стал мрачно разглядывать свою физиономию. Меня самого не устраивала эта прическа, причем с самого начала еще в больнице. Мой предшественник как и большинство подростков предпочитал носить длинные, как у девиц, волосы, которые мягкими волнами падали на плечи и спину.
В больнице мне их частично выбрили возле раны, а когда я вернулся домой, то, немного поколебавшись, решил воздержаться от стрижки.
Я понимал, что мое, отличное от прежнего поведение и так будет бросаться в глаза приемным родителям, а если еще изменить прическу, привычную для них внешность… И не решился, о чем вскоре очень пожалел, так как длинные волосы, оказывается, требовали к себе повышенного внимания. Их требовалось часто мыть, расчесывать и так далее.
Постепенно я притерпелся, но сегодня случилось такое, что я опять с ненавистью стал рассматривать свою шевелюру в зеркале.
Выглянувший на шум Игорь Николаевич застал меня за этой процедурой и удивленно спросил:
– Что за похоронный вид, сын?
– Вид у меня обычный. – огрызнулся я. – А как прикажешь мне выглядеть после разговора с одной очень симпатичной тетечкой?
– Что все-таки случилось?
– Просто она спросила у меня… Она сказала: девочка, скажи пожалуйста, где здесь находится многоэтажный дом с адресом Щорса тридцать три?
– А-а-а, – протянул отец и я почувствовал, как он с трудом удерживается, чтобы не расхохотаться, – Оригинальное обращение.
– Она не могла не заметить мои торчащие мослы! И все-таки спросила: де-е-воч-ка! – передразнил я.
– Действительно, очень не остроумно. – подлил масла в огонь Игорь Николаевич. – И что ты теперь собираешься предпринять?
– Возьму ножницы и отчекрыжу свои патлы, как положено! – заявил я постепенно успокаиваясь и стал искать ножницы. – Где же они запропастились?
Отец постоял со мною рядом, потом подошел к двери.
– Завтра здесь будет стоять новая дверь, сын. – сказал он. – Другая дверь и другая коробка, не деревянная, а железная. С глазком и другими замками.
Я все еще не остыл и потому мрачно покосился на него. Игорь Николаевич это сразу же заметил. Он вообще удивительно чутко умел улавливать малейшие нюансы моего и Зои Владимировны поведения. Так было и сейчас.
– Не думай обо мне так, сын. – попросил он. – Я не из-за вещей это делаю. Поверь. Мне ведь все рассказал Степан Ильич. Даже то, что один из них был вооружен пистолетом. И я представил себе, что могло случиться, если бы вы с мамой находились дома. Они ведь вломились сюда одуревшие от водки и злобы. И они вполне могли вас убить.
Я почувствовал раскаяние и вспомнил.
– Как у тебя с ногой после нашего сеанса регенерации? – спросил я.
– Непривычно как-то, сын. Все время кренит на правую сторону, как будто ты мне в левую ступню вставил пружину.
– А болей нет? Если есть…
– Нет. Впервые за много лет я боли вообще не чувствую.
– Тогда все в порядке, отец. Просто нога стала здоровой, но ты к этому еще не привык.
– Значит, привыкну. – сказал он. – Ладно, давай сюда ножницы и пошли на кухню. Я отрежу тебе твои волосы более профессионально, чем ты сам сможешь.
Незаметно подошло первое сентября. Я со вздохом перевернул на своем письменном столе листок настольного календаря с тридцать первым числом. Завтра с утра мне предстояло к восьми тридцати утра отправиться в четвертую школу. Одиннадцатый класс «Б».
Я опять вздохнул и принялся на пальцах считать годы, прошедшие с того времени, когда я в последний раз ходил в школу. У меня получилось целых двадцать семь лет. Черт возьми! Неужели прошло уже больше четверти века?