Исповедь любовницы Сталина

— Делегатов и гостей мы пригласим в Большой театр, дадим им возможность прослушать оперы с вашим участием «Тихий Дон» и «Кармен».

Молотов впервые склонился над моей рукой.

Съезд открылся в Кремле. Доклад о проекте новой Конституции гортанно прочитал Сталин. Когда И. В. появился в президиуме, зал буквально ошалел! Тысячи рук взметнулись ввысь. Шквал аплодисментов гремел минут сорок. Сталин поднял правую руку. Он попросил тишины. Стрекотали кинокамеры и щелкали объективы фотоаппаратов. Григорий Александров (Мармоненко) снимал для истории незабываемое «историческое полотно».

В один из дней поздно вечером ко мне пришла худенькая девушка, страшно взволнованная. Не раздеваясь, присела на край дивана. Она смущенно сказала:

— В. А., извините, что так поздно вас побеспокоила. Я работаю медицинской сестрой в психиатрической больнице имени Кащенко. К нам в отделение доставлен писатель Б. А. Пильняк.

— Произошло явное недоразумение! Б. Пильняк совершенно здоровый человек. Со стороны психики у него не было отклонений. Когда можно его навестить?

— Разрешение на свидание может дать только заведующий отделением или главный врач больницы.

— Я могу принести передачу?

— Запишите номера телефонов справочного бюро, приемного покоя и главного врача. Умоляю вас, никому не говорите, что я была у вас.

Милая, добрая, отзывчивая девушка ушла. Что делать? К кому обратиться в столь поздний час? Позвонила Кире Андронниковой. Растерянная, она подошла к телефону:

— Боря две недели находится в психиатрической лечебнице, к нему никого не пускают, даже жену и детей.

— Вы можете объяснить, что случилось?

— Братья-писатели сговорились и настрочили на него донос. Мне сказали, что это коллективная работа Безыменского, Шолохова, Ставского.

— Кира, во имя прошлого и будущего надо что-то предпринять!

— В. А., вам это легче сделать, я сама каждую минуту жду прихода незваных «гостей».

Андронникова намекала на арест.

— Вы сошли с ума!

— У меня нет сил разговаривать, я чувствую, что теряю рассудок.

Лихорадочно пролетела ночь. Утром позвонила Ежову. Бархатистый, самовлюбленный тенор спросил:

— Кто просит наркома внутренних дел? По служебному вопросу или по личному?

— Звонят из Большого театра.

— Скажите номер своего телефона, мы доложим Николаю Ивановичу.

Мне надоела словесная болтовня с навязчивым секретарем. Я назвала себя.

— Одну минуточку, — ответил секретарь. Буквально через секунду услышала знакомый голос. Я слезно попросила:

— Н. И., миленький, вы можете ко мне срочно приехать?

— Подмога нужна?

— Нужны только вы и как можно скорей!

— Буду через 20 минут.

Пунктуальный нарком сдержал слово. Не верилось, что этот крошечный человечек в мальчиковом костюмчике — руководитель самого страшного учреждения в мире. И вот он сидит со мной за одним столом.

— Н. И., что будете пить: кофе, чай, какао?

— У меня мало времени: крепкий чаек с рюмкой коньяка с удовольствием выпью и дайте какой-нибудь бутерброд, я сегодня еще не завтракал. Ну, рассказывайте о своих бедах!

По старой памяти Ежову можно доверять.

— Случилось несчастье: в психбольницу им. Кащенко попал мой большой друг писатель Б. Пильняк, его настоящая фамилия Вогау.

Крошечное личико наркома сморщилось.

— Ради такого пустяка вы побеспокоили народного комиссара внутренних дел? Мало ли кого куда сажают, а я должен вмешиваться?

Надо было видеть его в эту минуту. Он важно восседал в кресле: чтобы ему было удобно, я заранее подложила диванные подушечки. Я села к нему на колени, обняла, мальчик-нарком от удовольствия запыхтел.

— Дорогой, у меня надежда только на вас! Вы мой самый верный товарищ, проверенный временем. Или я ошиблась?

Ежов потеплел, он снял телефонную трубку, набрал какой-то номер:

— Говорит Н. И., жду у аппарата. Вогау, псевдоним Пильняк, Борис Андреевич, год рождения 1894, писатель.

По коротким ответам поняла, что справку навели. Он положил трубку, озабоченно посмотрел на меня.

— Неважные дела у вашего творца. В производстве находится уголовное дело, обвинение очень серьезное, вам опять придется давать свидетельские показания. После установления его вменяемости Пильняка будут судить.

— Н. И., помогите мне с ним встретиться!

Ежов пронизывающим взглядом посмотрел на меня.

— А что я получу взамен?

— Доброе отношение на вечные времена.

— Кроме этого?

— Все, что захотите.

— Люблю конкретный разговор.

— Когда я сумею увидеть Пильняка?

— Завтра я заеду за вами в 9 утра.

Старое Загородное шоссе. Когда-то эта больница именовалась «Канатчиковой дачей». До революции здесь тоже находились умалишенные. При Советской власти больницу реконструировали, присвоили ей имя русского психиатра профессора П. П. Кащенко. Каменные, сложенные из красного кирпича двухэтажные корпуса. У главного входа нас встретили народный комиссар здравоохранения СССР Каминский [2], главный врач больницы Каганович, зав. отделениями. Дежурный врач доложил:

— Больной Вогау-Пильняк находится в приемном покое, в кабинете для обследования.

— В. А., я пойду с вами, — сказал Ежов.

— Позвольте мне пойти одной.

Каминский твердо: