Исповедь о сыне

Посоветовавшись с женой, мы решили, что он должен срочно оттуда уволиться и поступить в какую-нибудь маленькую организацию, пусть даже с окладом ниже прожиточного минимума, и заканчивать диссертацию – как главную цель своей жизни в этой непростой ситуации. Но его начальник Анисимов упредил сына, предложив ему уволиться по собственному желанию. Проще говоря, принудил к увольнению по собственному желанию. Однако причину такого незаконного действия не назвал. Отказался.

Сын уволился и поступил работать в маленькую организацию, и его жизнь понемногу наладилась. Диссертацию он успешно закончил к весне, дал прочитать её руководителю и другим соискателям и получил хорошие отзывы. Но весной этого трагического года я подарил ему свою машину и забыл предупредить, что она находится под негласным надзором спецслужб и втайне от меня оборудована специальным радиосигналом для опознания её местонахождения. И куда и когда бы мы ни уезжали, на рыбалку или за грибами, даже в другую область, нас с сыном всегда легко находили по этому радиосигналу и сопровождали весь день – одна, а чаще две машины, обычно «Нивы», с настороженными и неразговорчивыми сотрудниками. Это становилось крайне опасным явлением, с непредсказуемым для нас результатом. Однако сыну незадолго до передачи машины я говорил об этом и просил: «Если они будут тебя преследовать, а ты один в машине, лучше возвращайся домой». Но в тот роковой день я ему об этом почему-то не напомнил. Результат известен. Дело в том, что на рыбалку и в лес мы обычно ездили один раз в десять дней, и наши преследователи к этому распорядку как-то привыкли. Но когда я подарил автомобиль сыну, то он стал ездить на свою дачу за сорок километров от города почти каждый день, и это, видимо, их взбесило. Ведь надо было тратить немалые деньги на бензин, да и времени много уходило. Хотя, видимо, и другие могли быть причины. Но лучше бы спросить об этом самих преследователей. Оказалось, что спросить об этом важном деле некому. Хотя госномера этих машин я передал следователю ещё в 2007 г. А толку? Прошло полтора месяца с момента похорон сына, когда я продал его машину. Случилось это вынужденное событие 1 сентября 2007 года, и дня через два мне позвонил неизвестный мужчина и требовательным голосом спросил: «Машину продаёте?» – «Уже продал», – ответил я спокойно. «За какую сумму продали?» – строго спросил любопытный мужчина. «Это коммерческая семейная тайна», – ответил я и хотел уже положить трубку. Но он продолжил: «Значит, на рыбалку вы больше ездить не будете?» – радостно, дрожащим голосом спросил любопытный мужчина. «Значит, не буду, раз продал машину», – ответил я, догадываясь, кто этот любопытный, задающий столь неуместный вопрос. Звонил, видимо, один из тех, кто преследовал нас все эти годы, пока не погиб сын.

Заканчиваю самую трудную в моей жизни работу над книгой о жизни и смерти моего сына. Да и как мне было разогнать, развеять густой мрак в моей исстрадавшейся душе, как только не написать эту книгу о безвинно загубленной христианской душе моего сына. Хотя кто-то из великих землян однажды сказал, что смерть является высшей истиной жизни. Да кому нужна такая истина? Подальше бы от неё держаться. Однако подальше у меня не получилось. Не позволили. Но последнюю точку в этой книге поставлю через три дня, 25 февраля 2009 года. Ровно 64 года назад, 25 февраля 1945 года, был убит на войне мой отец Богданов Николай Петрович, а спустя 62 года, в мирное время, в тылу, далеко от вражеского нашествия, погиб его внук, тоже Николай Богданов, но уже Валентинович. Враги, убившие отца, известны и наказаны, а виновники гибели сына не установлены и вряд ли когда-нибудь будут установлены. После таких тяжких потерь жизнь для меня потеряла всякий смысл. Ушедшие из жизни два Николая были для меня столь дороги и любимы, что после их гибели на всей моей прошлой жизни можно поставить жирный крест. Поскольку убийц и не пытаются искать, и ответ на свою восьмую жалобу прокурору области я ещё не получил. А если и получу, что от этого изменится? Ведь следственный комитет ему не подчиняется. К тому же, наверняка сработает корпоративная солидарность. И как ни вчитывайся во все ответы следователей из названного комитета, невольно создаётся устойчивое впечатление, что эта властная организация все-таки старательно и умело «крышует» возможных виновников гибели моего сына и, без всякого сомнения, будет на этом стоять до конца. Примеров тому не счесть. Даже в этой книге. А ведь следователям только и надо было – либо обоснованно отвергнуть версию об умышленном или неосторожном убийстве сына, либо также обоснованно её доказать. И больше ничего не надо делать. Но по въевшейся привычке, бездушно отписались. На всякий случай.