Я ещё никогда не видел такого великолепного военно-исторического спектакля. Всё было сделано очень красиво, здорово обыграна местность — высокий холм из-за которого выдвигались красные линии английской пехоты, маленькая речка, старинный мостик. Но самое главное, что все просто потрясающе играли свои роли, как заправские актёры, импровизируя на ходу. При этом мои «войска» беспрекословно выполняли все приказы, а англичане, чтобы мотивировать свое поражение, стали нести огромные «потери» в «атаке» на мостик. Их ряды буквально сыпались под огнём французских пушек, а те, что всё-таки прорвались за мост, полегли от залпов французской пехоты.
Через 40 минут все поле «боя» было завалено «трупами» английских солдат, а адъютант британского генерала замахал белым флагом, предлагая что-то мне. Я выехал вперёд, навстречу мне на коне подскакал английский генерал и с поклоном отдал мне свою шпагу в знак поражения британских войск.
Я поднял свой трофей над головой, и мои солдаты воскликнули по-французски с английским акцентом: «Да здравствует император!» Что же касается зрителей, которых было видимо не видимо, с их стороны раздались лишь жидкие аплодисменты.
Только на следующий день, в воскресенье, когда мы в свою очередь честно «проиграли» сражение, я понял насколько благородным было поведение моего оппонента в субботней реконструкции. Когда английский генерал,
которому я отдал своё оружие, после «поражения» моей армии, проскакав вдоль зрителей, поднял над головой мою саблю, 20 000 человек издали громовой возглас восторга, над толпой взвились британские флаги, а зрители так бешено аплодировали, скандируя патриотические лозунги, что можно было подумать, что перед ними был не просто исторический спектакль, а была одержана великая победа над французами в настоящем бою!
Так я познакомился с английской реконструкцией прямо на её родине. Помню, как репортёры английского телевидения, зная очевидно о моих национальных предпочтениях, с некоторой опаской подошли ко мне, чтобы взять интервью. Но я нисколько не желая польстить хозяевам фестиваля, сказал то, что искренне подумал:
— Я считаю, что Англия — это столица военно-исторической реконструкции.
После этой фразы интервью у меня брали с нескрываемой симпатией, восхищаясь моим прекрасным знанием английского языка! Вот уж тут мне явно польстили…
Но вернёмся всё-таки с берегов туманного Альбиона на поле солнечной Испании. Одним из интереснейших событий для меня стала реконструкция в городе Медина де Риосеко. Этот город, подобно Какабеллосу, также прекрасно сохранился, но особо нужно отметить обширное поле сражения перед городом. Это большое поле площадью более 30 км2 осталось таким, каким оно было 14-го июля 1808 г., когда маршал Бессьер разбил здесь вдребезги испанскую армию. В сражении особо отличилась французская кавалерия под командованием знаменитого Лассаля, сыгравшая решительную роль в разгроме неприятеля.
Но на реконструкцию приехала как назло очень мало французских кавалеристов. У «неприятеля» же было не только много испанских всадников, но и вдобавок приехали ещё и английские «лёгкий драгуны» 15-го полка, о которых я уже рассказывал. Солдаты и офицеры этой части носили синие гусарские (как я уже упоминал) доломаны и ментики, имели гусарскую экипировку и вооружение, и, конечно никакому русскому или французу не пришло бы в голову назвать их драгунами. Более того, по цвету своей униформы они почти точно совпадали с одним из французских гусарских полков. И поэтому мне пришла в голову мысль:
— А почему бы этим отличным кавалеристам не предложить сыграть роль французов? Тем более, что при Медина де Риосеко не было англичан и сражались лишь французы испанцы.
Я конечно знал о неприязни англичан к французам, но посчитал, что всё в этом случае говорит в мою пользу, ведь большим нарушением исторической правды будет участие на стороне испанцев английских войск, которых и отдалённо не было в этом сражении, чем «исполнение роли» французских гусар, на которых «лёгкие драгуны» на удивление походили. Наконец тот факт, что вместо преимущества в кавалерии французы явно уступают неприятелю в этом роде войск, причём очень сильно, также говорил в пользу моей идеи.
Я решил побеседовать по этому поводу с англичанами вечером накануне «битвы». В просторном дворе военных казарм, где мы расположились «на постой» вечером было оживлённо.
Английские «гусары» держались особняком. Их было человек 12, все отлично сложенные молодые мужчины лет 25–30, все подтянутые, великолепно обмундированные. Они сидели на скамейках и неторопливо попивали то ли ром, то ли виски. Их командир, чуть старше своих подчинённых, также хорошо сложенный, сухощавый, по-воински красивый, стоял чуть в стороне и молча курил сигару.
Я подошел к нему и поздоровался. Он ответил уважительно, но также бесстрастно, как и курил сигару. Набравшись храбрости, я на том английском, на котором могу говорить, сказал, что завтра у нас будет «сражение» и мой собеседник очевидно знает, что это было победа французской кавалерии.