Исповедь расстриги. Как воскреснуть из мертвых

И в каждый длительный пост знакомые послушники постригаются в иноки, меняют имена, и помимо ряс они надевают на голову клобуки. А иноки становятся монахами, и тоже меняют имена, добавляя к облачению длинные мантии с мелкими складками на спине. Такая мантия является главным атрибутом монашества, она величаво развевается на ветру, как крылья или чёрный флаг, когда монах спешит в собор, а монахи в мантиях, идущие строем, вообще производят неизгладимое впечатление!

Ещё регулярно кого-то из братьев рукополагают, и тогда новоиспечённый священнослужитель участвует в соборном богослужении, и он теперь иеродиакон в стихаре или иеромонах с крестом и в священническом облачении. Иногда все перечисленные изменения происходят очень быстро, буквально за два-три года – бегал недавно по двору молодой послушник Саша или Серёжа, и вот уже он иеромонах отец такой-то, ходит степенно, бородища до пояса, и приходится у него исповедоваться, брать благословение и руку ему целовать. Однако некоторые из братьев оставались в послушниках на долгие годы, тут уж каждому своё и настоятелю виднее.

У наших сестёр в монастыре тоже быстро всё менялось, но со стороны не так заметно, как у братьев, и здесь причина во множестве разных факторов, я попробую коротко объяснить.

Начнём с того, что монастырь официально назывался мужским, поэтому сёстры находились в нём почти на нелегальном положении, но во все времена их там было гораздо больше, чем братьев. Помню, как-то висел в трапезной список послушаний, кому куда идти работать, так братьев в нём числилось сто восемьдесят, а сестёр двести сорок!

Такой смешанный монастырь сложился как бы сам собой в очень трудное время полной разрухи, и вдобавок он утвердился в этом качестве из-за превратностей судьбы самого отца архимандрита. Сначала будущий старец долго служил в глухой деревне в обычном приходском храме, но его духовные дарования стали заметны, и люди ехали к нему со всех сторон, он стал для многих духовником и постригал некоторых своих духовных чад, в основном женщин, в тайное монашество. Потом его отправили поднимать только что открытый женский монастырь в нашем городе, и верные матушки поехали за ним, став основой сестринской общины. Но буквально через год всенародно любимого батюшку снова перевели настоятелем уже в мужской монастырь, тоже поднимающийся из руин, и самые преданные матушки опять поехали за ним, чтобы помогать ему в самое сложное время, когда день и ночь надо очень много работать.

В начале возрождения мужского монастыря немногочисленные насельники кроме ежедневных богослужений трудились на стройке и выполняли разные тяжёлые работы, а матушки, которых тоже было немного, всех кормили, пекли хлеб и просфоры, стирали, убирали, работали в огороде и в коровнике, шили облачения и монашескую одежду, занимались реставрацией и росписями, пели и читали на службах, трудились в храме и принимали паломников – это чудовищный объём работ, поверьте, и никакой мужской коллектив сам с ним не справится!

В наше время во всех крупных мужских монастырях есть наёмные работницы женщины или сёстры-монахини, живущие там же, но обособленно, а чтобы никого не смущать, им не благословляется появляться в храме в полном облачении, как братьям-монахам. Например, монахини не надевают на голову клобук и не носят мантию, чтобы на службе их никто не спутал с братьями, потому что издали или со спины очень похоже, и часто сёстры просто ходят в тёмной, но мирской одежде, только платки до глаз и юбки до пят.

Довольно быстро мы разобрались во всех этих тонкостях и стали в монастыре своими – приезжали, когда могли, оставались работать и селились уже не в переполненной паломницкой на сорок коек, а у молодых сестёр-подружек и запоминали новые имена сестёр и братьев.

Алька очень быстро вписалась в монастырский обиход, она помогала Юрке-Никодиму и Танечке-художнице, выполняла сначала несложные реставрационные работы и раскрашивала настенные орнаменты, а потом раньше меня выучилась золотить разными способами и больше месяца покрывала поталью и сусальным золотом резные детали огромного иконостаса в соборе.

Кроме этого моя отроковица в компании ровесниц и девушек постарше прошла, по-моему, все женские послушания в огромном монастырском хозяйстве – она добросовестно работала на огороде и на кухне, мыла немыслимое количество посуды, чистила горы овощей и рыбы, доила коров, помогала в пекарне и витражной мастерской.

Сначала я просто оставляла Альку в монастыре на несколько дней и спешила дальше по трассе на помощь отцу Георгию, а потом забирала её на обратном пути, но уже через пару лет она стала ездить в монастырь самостоятельно или с кем-нибудь из знакомых на машине, и все разнообразные Алькины послушания определялись по принципу, кому из её любимых сестёр на данный момент требовалась помощь.