Исповедь солдата

Вечером состоялся разговор с каптёрщиком о моих ботинках, которые я отдавал ему на сохранение, но внятного ответа я не получил. «Опрокинул, пёс», – подумал я.

Конечно, после такого офицерского унижения мой авторитет упадёт окончательно. Лег я с мыслями, как жить дальше, ведь через три недели приедет командир роты Сидоров, и тогда точно будет трындец. Если следовать путем предыдущих бойцов, которые переводились в другие роты, то им приходилось «стучать» и жаловаться на всю систему. Ощущалось душевное раздвоение: одно Я кричит: «Беги!», а другое Я отвечает: «Крепись, выдержим». Мне оставалось служить 7 месяцев. Честно говоря, я так заколебался, будто выжатый лимон – вроде и отпуск положен, но из этой роты не отпустят.

Начиналась зима. Я стал забивать на режим и потихонечку шкериться (прятаться), где попало, понимая при этом, что с приездом Сидорова всё пойдет гораздо хуже. Но просто так из роты я уйти не мог. Мне нужно было наказать каптёрщика. Пока все спали, а дневальный щелкал лицом, я подрезал новые ботинки моего должника и аккуратно спрятал их в укромное место.

На следующее утро я пришёл в штаб полка и написал заявление о переводе в другую роту, разумеется, с докладом о происходящих побоях и унижениях со стороны офицеров в роте специального назначения «Кондор». Командир полка принял моё заявление, выслушал меня, и в тот же день за мной пришёл офицер минометной батареи капитан Волошин. Передавая меня ему, Гусов стиснул зубы и прошипел от злости: «Я тебя в покое не оставлю». Что я сделал ему плохого – так и не понял. Я шёл с капитаном и думал о том, правильно ли я сделал, что настучал. Ведь главное – дедов и войну – прошёл, тяжести и боли перенес. Но с ублюдками-офицерами покоя не будет, уж больно любят они дедов и солдат опускать. Так и закончилась моя служба в доблестной и желанной мною роте специального назначения «Кондор».

***

Минометная батарея находилась в другом здании, на территории пятого полка. Это хорошая новость, потому что, с одной стороны, не придется встречаться с предыдущими офицерами, а с другой – появятся знакомые здесь, что означало отсутствие трений между полками. Капитан Волошин отнёсся ко мне с большим пониманием. Пока мы шли, я правдиво рассказал ему о происходившем со мной беспределе. Оказавшись в расположении, капитан построил роту и представил меня бойцам, осмотревшим меня с ног до головы. Я чувствовал себя неуютно, так как на мне была старая замызганная форма и сапоги, что вызвало небольшое недоумение, ведь по дивизии спецназ ходит в новой форме и ботинках. Спустя 5 минут после знакомства с коллективом, мой «спаситель» (возможно, он прочитал мои мысли) приказал каптёрщику переодеть меня в новую форму, благо, ботинки у меня были свои. Я безумно был рад, тем более решился вопрос с обувью. Дело в том, что тогда ни один уважающий себя спецназовец (кроме духов), хоть и бывший, не имел права ходить в сапогах, в то время как в простых ротах в ботинки обувались только офицеры. Мне же командир роты Волошин разрешил единственному в роте носить ботинки.

Служба в минометной батарее началась нормально. Коллектив был настолько идеальным, а офицеры никого не напрягающими, что я ощутил радость в служении Отчизне. В роте было 6 человек моего призыва, 40 молодых бойцов (духов) и всего один дедушка, который через 2 месяца собирался к увольнению. За неделю я втянулся. Более того, меня стали не только уважать, но и побаиваться. Ни мой призыв, ни последний дед не влезали в воспитание молодых бойцов. Они мне так доверяли, что я стал их инструктором по физической и боевой подготовке. Оценив мои сильные организаторские способности, капитан Волошин сразу сделал меня своей правой рукой, несмотря на то что я рядовой. Я постоянно стал заступать дежурным по роте. Мои приказы солдаты идеально выполняли точно и в срок. Каждое утро я проводил изнурительные, но здоровые зарядки, так что даже те, кто курил и потому плохо бежал, бросили плохую привычку. Кроме того, я обучал правильно держать строй при беге, вырабатывая у них чувство собственного достоинства, когда мабуты, при врезании нашего сплоченного клина в их разрозненный строй, разбегались по сторонам на утренней пробежке. Наказания для провинившихся и ослушавшихся были строгими – от физических упражнений до легкого пробивания пресса и грудной клетки, разумеется, без побоев и синяков. Пойманные с поличным курильщики примерно по десять минут жевали табак, выстрелянный из папиросы. Я постоянно выводил роту на приемы пищи, на все занятия и мероприятия, а также в связи с многочисленными друзьями из всех рот спецназа, Волошин лично приказал сопровождать бойцов к приезжавшим на КПП родителям, так как при возвращении с пожитками бойцы постоянно подвергались нападениям и грабежу.