Исповедь солдата

Однажды, наша рота шла из спортивного зала. Нас открыто стала прижимать спортивная рота, в которой были молодые бойцы, а также высокий и сильный сержант. В неё входили преимущественно спортсмены, проводившие своё основное время в спортзале. Но, разумеется, я знал, что они, хоть все и высокие, и крепкие, но обычные лыжники и бегуны. На глазах двух рот я включился в борьбу с их сержантом. Проведя серию из двух ударов в голову и поймав его правую ногу, я уложил его на спину, замахнулся для контрольного удара в челюсть, и он тут же сдался со словами: «Всё, хорош». После этого я построил роту, и, не сворачивая, сквозь роту противника, мы пошли в расположение. Этот своеобразный бенефис ещё раз доказал моё превосходство и силу, а также хорошее боевое и спортивное воспитание, которое я получил в роте специального назначения «Кондор». Спустя немного времени мы с тем сержантом при каждой встрече жали друг другу руки, даже немного подружились.

Честно скажу, в минометной батарее я зажил. Я спал на самой жесткой пружинной кровати. У меня были два новых матраца и даже личный вечерний массажист. Я одевался как офицер, имел новый отглаженный камуфляж, ботинки, неуставную кепку НАТО (я сам её сшил без всяких лекал, по памяти), кожаный, отполированный до цвета ржавчины ремень, с зеркальной бляхой и дембельской подшивкой, с тонкой трубочкой внутри. Офицеры моей роты меня уважали, так как я никогда их не подводил, и в залетах замечен не был.

Но меня постоянно беспокоила одна большая проблема – это старший лейтенант Гусов из роты «Кондор». Я боялся попасться ему на глаза, он раздражал меня, вплоть до кончиков пальцев. Однажды на утреннем построении полка (а наши роты всегда стояли рядом) он меня застроил, приказал утянуть ремень, трепал за грудки и на ухо прошипел, что я ему должен за потерянную в Чечне форму 100 тысяч рублей, а если я не принесу, то спокойной жизни он мне не даст. Я рвал и метал от злости на него, хотя знал, что всё обмундирование, которое отвозилось в Чечню, уже давно списалось. Он конкретно меня ставил на «бабки», а это полный беспредел. Зарплата бойца составляла около 12 тысяч рублей в месяц – это совсем гроши, а он просил целых 100 тысяч. Очевидно, что покоя он мне не даст, но идти к вышестоящему начальству мне не хотелось, ведь это официальные доносы, разборки, доказательства, очные ставки, и то не факт, что его, боевого офицера, будут наказывать, то есть мне при любом раскладе светит жопа.

Писать домой смысла не было. Родители и так перебивались, как могли, да и жаловаться я не хотел. Я решил искать деньги, в надежде, что Гусов отстанет от меня. Прошла неделя. Каждый раз при встрече он пристально ловил мой испуганный взгляд, мысленно напоминая мне о долге. Я изводил себя проблемой. Знал, что у духов деньги есть, но, если что, залёт конкретный, а стукачи есть везде, своих же офицеров подводить я не хотел. Эту возможность я отмёл сразу. Время было неспокойное. Во всех Вооруженных силах МВД проводилась операция «Антитеррор», и я часто назначался старшим в патруль по военному городку. Моими подчиненными были молодые бойцы, беспрекословно выполнявшие мои поручения. Я брал в патруль всегда только матерых и проверенных бойцов, задача которых – насшибать или даже немного пошарить по карманам у не совсем трезвых гражданских лиц. Всю выручку они отдавали, разумеется, мне, а уж потом я делил, согласно рангу, на всех, не забывая и про свою львиную долю.

Но никто не обижался, так как все понимали субординацию. Им на буфет всегда хватало, они были довольны, а мне на «долг», разумеется, не хватало, да и покушать вкусно тоже хотелось. Но «иголку в сене» не утаишь. При очередном назначении меня старшим в патруль ребята просили взять их с собой. Однажды, субботним вечером, мы прогуливались по городку, и вдруг наткнулись на сильно нетрезвого мужчину лет тридцати, который открыто испражнялся. Нам это не понравилось, и я отдал приказ на его задержание. Мои ребята взяли его в кольцо и не выпускали. Мы поставили его перед выбором: либо деньги и мои бойцы провожают его до подъезда, либо он идёт с нами на КПП за нарушение общественного порядка, а там документы, задержка часа на три – в общем, геморрой. Он достал портмоне, а в нем пачка стотысячных купюр, от которых у меня загорелись глаза. Договорились с ним на одну бумажку, на том и порешили. Разумеется, делить купюру на всех я не стал, так как мои сослуживцы были немного в курсе моей проблемы.