Исповедь сталиниста

- Я уже вызвал машину, - раздраженно ответил Алексеев. - Мчусь за Поповкиным. Он не такой гордый, как ты, - будем обедать в Центральном Доме литераторов или в гостинице "Украина". Хочешь - ищи нас.

- Но должен же я вначале взглянуть на тассовскую информацию!

- Ладно. Я распоряжусь, чтоб тебе приготовили.

Это же целую гору надо вновь перелистывать. Возьмешь конверт у нашей секретарши - Анны Алексеевны...

Поймав такси, я примчался в "Огонек", взял в секретариате адресованный мне конверт. Вскрыл его без свидетелей - в автомобиле, дав шоферу команду везти меня в ЦДЛ.

Все вроде было без подделки: официальный бланк ТАСС, жирными буквами телетайпа напечатана информация о присуждении премии. На обороте рукой Алексеева сделана карандашная надпись, звучавшая ернически: "Что молчите вы, народные витии?!"

Я был в каком-то оцепенении. Радоваться не спешил. Во мне все-таки гнездилось неверие в случившееся. А если допустить, что сообщение ТАСС - не алексеевская подделка, то лондонский корреспондент мог и ошибиться. Может, действительно произошло невероятное? Тогда надо бежать в ЦК партии советоваться, а то и каяться. Вынудили ведь Бориса Пастернака в 1957 году отказаться от Нобелевской премии за роман "Доктор Живаго"... Тут было над чем задуматься, тем более при моем совсем небольшом литературном реноме.

В ЦДЛ ни Алексеева, ни Поповкина не оказалось. Устремившись к дожидавшемуся меня такси, я неожиданно столкнулся в вестибюле с Сергеем Сергеевичем Смирновым. И вдруг отважился:

- Сережа! Присядем на минутку. Взгляни вот на эту бумагу.

Сергей Сергеевич прочитал тассовскую телеграмму и потерял дар речи. Потом сказал:

- Вот так Иван!.. Ну, что ж, поздравляю!

- Да ты всмотрись! Может, подделка!.. От Алексеева получил.

- Вроде все по форме, - не очень уверенно ответил мой фронтовой побратим.

- На всякий случай никому ни слова, - попросил я. - Если это не злая шутка, завтра будет сообщено в газетах.

- Ладно, пока помолчим. - Сергей заразительно засмеялся. - Могила!

Но пока я доехал до "Украины", Дом литераторов уже гудел от неслыханной новости... Не сдержал, видать, Смирнов своего слова, кстати, сам очень любивший экстравагантные шутки.

Пройдя холлы гостиницы "Украина", я увидел сквозь раскрытую дверь ресторана Поповкина и Алексеева. Они сидели уже за накрытым столом в дальнем конце зала и напряженно смотрели на вход. Заметив меня, торопливо взялись за закуски...

"Ясно: разыграли, гады!" - с убеждением подумал я, приближаясь к их столу...

- С нобелевским приветом! - Я пожал друзьям руки и уселся на приготовленный для меня стул.

Лицо Поповкина сияло от удовольствия, глаза блестели. В коварной улыбке подрагивали губы Алексеева, а пальцы рук нервно барабанили по краю стола - знакомая Мишина привычка.

- Ну, что, довольны?! Выманили Ивана из-за письменного стола? - с веселой укоризной сказал я. - А ведь за такие шуточки и в суд можно подать. Насидитесь в каталажке!

- Какие шуточки?! - будто всерьез взъярился Алексеев. - Покажи Евгению Ефимовичу тассовский бланк!

- Я его в туалете оставил.

- Ну и зря! - Миша налил в рюмки коньяк. - Ведь советоваться надо! Тебе в ЦК припечатают такую премию, что и от романа своего откажешься!

- Ладно, - успокоительно сказал Поповкин, подняв рюмку. - За Нобелевскую пить не будем, чтоб не сглазить. А бланк тассовский... Я такой уже видел у Сергеева-Ценского, когда старика выдвигали за "Севастопольскую страду". Но не дали премию... Готовься, Ваня, к тому, что и тебе, полковнику, тоже покажут кукиш. Да еще и виноватым будешь.

"Нет, не розыгрыш", - подумал я с холодком в сердце.

Поповкин, друживший с Сергеевым-Ценским, стал рассказывать занимательные подробности о том, как морочили старика, якобы присудив ему Нобелевскую премию, а потом отменив решение комитета. Обо всем этом я слышал впервые, веря и не веря. Но Поповкин вел разговор очень естественно и искренне, да при этом будто старался подготовить меня к тому, что премия мне не светит. И будто сочувствовал.

"Видимо, все-таки не розыгрыш". - Во мне стала рождаться пусть призрачная, но вера.

И вдруг я вспомнил о нашем общем друге - известном литературоведе Барабаше Юрии Яковлевиче, которого в свое время пригласили из Харькова в Москву на пост заместителя главного редактора "Литературной газеты". А затем перевели в ЦК партии на пост заведующего сектором литературы. Он-то уж должен знать правду! Я, улучив момент, вышел в вестибюль ресторана и позвонил по телефону-автомату Юрию Яковлевичу, Начал объяснять ему суть волнующей меня проблемы, но он перебил:

- Ваня, у нас уже все известно. Теперь ломаем голову, что тебе посоветовать. Но пока прими поздравления!. Жди моих звонков.

Все точно!.. Я вернулся в застолье, чувствуя себя всамделишным лауреатом премии Нобеля.