Исповедь священника перед Церковью

Что же касается христианской интеллигенции, то и она сильно заражена умовой идеологией материализма и затхлого пантеизма. Правда, как среди духовенства, так и среди интеллигенции были и есть истинные ученики и последователи Христа, но их так мало, что они в антихристианской массе совершенно теряются, распыляются и их не заметно. Но самая основная опасность для христианства кроется все же не в эллинизме, не в иудаизме и даже не в индуизме, она кроется в мертвом разлагающемся индифферентизме современного церковного образа жизни. Современная церковная жизнь — самый опасный и трудно победимый враг истинного христианства, ее враждебность ко Христу заключается в том, что она, т. е. церковная жизнь, при всех своих таинствах и иерархическом священстве живет абсолютно без живого Христа. Ее Христос потерял всякую власть над волею христианина, Он не касается и самой жизни Своих церковников, Он довольствуется лишь тем, что Его христиане значатся в церковно-метрических справках, больше этого Он от них ничего и не требует. Но такой Христос есть Христос церковных чиновников, Христос одних наемников, Христос христианских язычников, а не Христос истинных христиан. Мне вспомнились слова одного каторжанина, который как-то мне заявил, что современное христианство — «это страшная фабрика, где фабрикуются одни безбожники и преступники». Вспоминая эти ужасные слова арестанта, я мысленно остановился на самом себе и спрашивал свою собственную совесть: скажи мне, есть ли во мне хоть что-нибудь похожее на христианина? И совесть моя ответила мне отрицательно. Мне было тяжело. Кроме сих кающихся каторжан, среди арестантов мне приходилось встречать и величайших подвижников Христовых. Это те каторжане, которые, будучи на свободе, а потом даже уже и в тюрьме, брали на себя добровольно преступления других и, ради Христа, из любви к самим преступникам и к их несчастным семьям, безропотно несли, как виновные, всю тяжесть каторжной жизни. Таких я знал несколько человек, и вот, встречая этих подвижников Христовых, я опять почувствовал нестерпимую жажду любить Господа и любить Его так, чтобы в этой любви окончательно потонуть, исчезнуть и превратиться в самое пламя чистой святой любви.

О, как мне тогда хотелось любить своего Сладчайшего Иисуса! Я говорил тогда Ему: «Царь мой, Христос! Будь ко мне милостив, зажги мое сердце и раскали его огнем любви к Тебе, Христос мой. Ты Сам знаешь, что я уже больше не могу без Тебя жить. Довольно, я и так без Тебя выстрадал много. Вернись же ко мне снова, Спаситель мой, что же Ты всех любишь, всех милуешь, только я один лишен Твоей любви ко мне. Я тогда только твердо уверюсь в Твоей любви ко мне, когда я по-прежнему буду любить Тебя. Да будет, Господи, Твоя любовь в моей любви к Тебе. Вот я увидел и узнал Твоих истинных рабов, которые безропотно несут всю тяжесть каторжной жизни и несут ее ради любви к своим ближним. О, Спаситель мой, о, Бог мой! Сделай меня одним из таковых Твоих подвижников. Иначе я, Господи, жить не могу. Умертви меня!» Так я молился.

Христос молчал. Он не отвечал на мою молитву. Причина мне была известна: я всю свою жизнь жестоко огорчал Его. Кроме этих подвижников-каторжан мне приходилось еще встречаться и с великими святыми из бродяг. О, эти дивные бродяги! Сколько духовного света они внесли в мою мрачную душу! Я даже и сейчас, как вспоминаю их, так сердце мое и рвется подражать их жизни. Многих из них мне приходилось даже исповедовать и причащать Святыми Тайнами. Подобных им, в смысле внутреннего духовного христианского подвига, я еще не встречал христиан. Удивительное дело! При виде их я буквально умирал от одной тоски по моему Христу. Мне в то время представлялось, что я больше не соединюсь со Христом. Слишком далеко, о, как далеко я ушел от Него! Невыносимо тоскливо и смертельно тяжело мне было находиться без Христа. Были целые ночи, когда я был в глубоком отчаянии, просто надрывался от одного неутешного печального рыдания. Одна ревность ко Христу не давала мне покоя. Я очень ревновал к Нему тех же самых святых бродяг.