Исповедь священника перед Церковью

Речь проповедника произвела сильное впечатление. Она, точно буря, пронеслась перед человечеством. И все человечество заволновалось и зашумело. Трудно было что-нибудь понять: все кричали, все вопили, и произошло такое сильно смятение, такой сильный шум, что даже представить себе нельзя, что происходило среди всего человечества после столь сильной проповеди первосвященника. В самый разгар всеобщего человеческого смятения ко Христу подошел какой-то монах, по всей вероятности, какой-нибудь миссионер; он смело, чуть не начальнически обращаясь ко Христу, спросил Его, верует ли Он во Единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь? Христос ничего ему не ответил. Подошли к Нему и некоторые цари мира сего и спросили Его, признает ли Он для блага христианской жизни власть кесарей? Христос указал им на Себя, как на единого христианского кесаря и на Свою власть, как на единственную христианскую власть. Затем несколько помолчав, Он сказал: «Ваша власть есть противление злом злу, Моя же власть есть бесконечная всепрощающая любовь; все, что не божественная Евангельская любовь, не есть Моя власть и не есть Мое царство». Христос хотел еще что-то говорить, как вдруг по мановению чьей-то властной руки Его арестовали и уже повели куда-то. В это время из толпы послышались по Его адресу бранные слова, посыпались на Него плевки. Его остановили. Он был бледен. Кто-то ударил Его иконою по голове. Иисус вздрогнул, кровь выступила на Его голове. Какой-то протоиерей взял у диакона кадильницу и из нее на голову Христа высыпал горячие угли. Христос молчал. После этого протоиерея какой-то схимник, проживший в затворе тридцать пять лет и достигший такого духовного совершенства, что по своей молитве за всю свою жизнь воскресил пять человек мертвых, словом исцелял больных, изгонял бесов, был настолько прозорливым, что знал все человеческие мысли и т. д. и вот он подошел ко Христу, плюнул Ему в лицо, ударил Его по ланите, толкнул Его в грудь, проклял Его и, осенив себя крестным знамением, отошел от Него. Христос грустно посмотрел на него, но ничего ему не сказал. После этого схимника какое-то духовное лицо тоже по голове ударило Его золотым напрестольным крестом. В это время злоба человеческая против Христа еще все сильнее и сильнее росла, усиливалась и разгоралась. Из самого центра послышались голоса, требовавшие связать Его и, как еретика и государственного преступника, подвергнуть розгам или плетям, а затем предать Его смертной казни. В этот момент к Нему подошли несколько русских епископов и спросили Его: «Господи, как Ты смотришь на историческую преемственность священства, на чудотворные иконы, на мощи святых и на сектантство, которое не признает Церковь, отрицает войну, отрицает государство и отрицает обычные человеческие законы общественной жизни?» Христос с такою укоризною посмотрел на них, что они от стыда или злобы даже побагровели! Смятение же народное против Христа все сильнее и сильнее увеличивалось. Кто-то громче всех кричал, настаивая на том, чтобы спросить Его, зачем Он не обратит Свое внимание на людские бедствия и слезы, если Он Бог? Зачем Он не уничтожит в самом корне всякое зло на земле, если Он всемогущ и любит род людской? Но в это время народное смятение дошло до того, что здесь все стоящее человечество представляло из себя точно какое-то ревущее бушующее море или самый сильный водопад; оно все превратилось в какой-то зловещий страшный рев и страшный шум. Лично до Самого Христа долетали даже такие бранные слова, как, например: Он хлыст, Он волхв, Он безбожник, Он страшнейший и опаснейший антихрист, Он народный возмутитель, Он сам сатана. Были слышны и другие постыдные клички, о которых здесь стыдно и говорить… В это время тот самый император стал на возвышенное место, нарочно для него устроенное, и начал держать речь. Толпа вся утихла. Он говорил так: «Народы земли! Мне подсказывает мой государственный гений следующую мысль: вы знаете ли, народы земли, сколько времени здесь среди нас стоит Христос? Он здесь стоит ровно восемь часов. Народы земли! Я говорю, что Он здесь стоит ровно восемь часов! И вот, знаете ли, в такое короткое время Своим реальным появлением среди человечества Он столько внес в сердца людские страшных возмущений, ужасных соблазнов и всякого рода тревог, что еще не было в мире подобного Ему человека и сама история не знает такого преступника, такого злодея, который бы мог за всю свою злодейскую преступную жизнь внести в мир столько беспокойства, столько тревог, столько страхов и ужасов, сколько вот этот Христос. Я прекрасно сознаю и твердо верю, что Он есть действительно Тот Христос, Тот Сын Божий, Который раньше сходил на землю, учил людей, творил чудеса, умер на кресте и в третий день воскрес; но все же, несмотря на это, я смело скажу, что, быть может, Он на небе, среди других существ, конечно не похожих на нас, кое-как еще терпим; что же касается земли и ее насельников, то Он абсолютно, одной минуты здесь нетерпим! Если мы до сего дня и считали Его Богом, молились Ему, то мы это делали совершенно не видя Его и не зная Его жизни, особенно не зная Его реального отношения к людям. Конечно, мы читали и знаем Его учение о жизни, но мы никогда не видели ни одного человека, кроме Него Одного, который бы указывал Своею практическою жизнью, как жить по Его Учению. И вот, когда Он Сам теперь среди нас, когда мы собственными очами увидели и убедились, как Он Сам относится к человечеству, то я должен сказать, что Он совершенно нетерпим, одной минуты нетерпим здесь на земле. Если сию же минуту Он не оставит нас, то мы должны прибегнуть против Него к разумным мерам, чтобы Его каким бы то ни было способом, или какими бы то ни было радикальными мерами отсюда выпроводить, иначе мы все из-за Него погибнем, а народ и войско потеряют всякое послушание и подчинение благоразумной нашей власти. В самом деле, мы имеем явное доказательство против Него, оно налицо: с того времени, как Он появился среди нас, среди всего человечества злоба в людях против Него все растет и растет, смятение народное все усиливается и усиливается, — что же это такое? Не надеется ли Он на неприкосновенность со стороны Своего творения Своей Божественной Силы, Которую Он, как Бог, в Себе имеет? Не мнит ли Он Себе, что вы, мол, чтобы против Меня ни говорили, ни затевали, вы Мне, как Духовной Божественной Личности, ничего не сделаете, ибо Я Бог и поэтому не подвержен никакому страданию. В этом, конечно, никто не сомневается, что Он Бог, а мы творение. Но ведь и дьявол Его творение, однако это творение ни днем, ни ночью всему Божеству не дает покоя, а больше всего от этого творения достается Ему же Самому, вот этому же Христу. Даже такое творение, как евреи, и, однако же, и они Его распяли, и Он Сам кричал с креста: „Боже мой, Боже мой, зачем Ты Меня оставил!“ Так вот и мы теперь посмотрим, избежит ли Он наших рук? Может быть, Он надеется еще на Свою всемогущую любовь, которая, по Его понятию, может совершенно обезоружить самых сильнейших и злейших Его врагов; да, это, может быть, и правда, но пусть же Он знает, что земля создана не для Его любви, а для людской ненависти и всякой злобы. Земля не знает, что такое любовь; земля не знает также, что такое воля Божия и что такое Царство Небесное; земля знает лишь власть, знает насилие, знает солдатский штык, знает виселицы, знает гильотины, знает расстрелы, знает тюрьмы, знает сумасшедшие дома, знает суды, вообще знает одно только зло, зло и зло… Вот что знает земля! Недаром она породила ад и дьявола! Конечно, она знает и Бога, но такого Бога, который точь-в-точь походит на нее саму, т. е. такого Бога, который убивает людей, мстит своим врагам, смеется над человеческою жизнью, вменяет ее ни во что, издевается над нею и т. д. Но такого Бога, как Бога любви, Бога сострадания, Бога мира, Бога, проповедующего людям святое богосыновное абсолютное братство всех людей, Бога святого, богосыновного, абсолютного равенства всех людей; Бога святой, богосыновной, личной абсолютной свободы человека и, наконец, Бога святой богосыновной абсолютной общности частной собственности человека, — земля никогда не знала и знать не будет. И если подобная идея носится над землей, то это лишь благодаря вот этому Христу, Который откуда-то принес ее на землю; но она настолько чужда земле, насколько солнце чуждо мраку, и насколько Он Сам чужд нам и нашей жизни.