Исповедь священника перед Церковью

Два месяца прожил я во Владимире-Волынске, а затем меня перевели в 77-ю бригаду государственного ополчения. В скором времени меня прикомандировали к первой школе прапорщиков юго-западного фронта. Тут мне приходилось работать много. Юнкера меня любили. Со многими из них у меня завязывались интимные религиозные беседы. Особенно для меня лично были ценны три первых выпуска этой школы. Как-то раз зашел ко мне один юнкер; ему давно хотелось по душе поговорить со мною. — «Батюшка, — начал он, — я, как никто другой, нуждаюсь в откровенной беседе с вами». — «Говори», — ответил я. — «Вот в чем дело, — заговорил юнкер, — я абсолютно разочаровался в Церкви и вообще в христианстве, и вот почему: когда я был гимназистом, я верил всему и всем, я верил преподавателям, верил книгам, верил профессорам, но особенно я верил священникам, верил христианским церковным авторам литературных или духовных произведений и последним не только верил, но я любил их произведения, преклонялся перед ними и считал их даровитыми, гениальными творцами христианской мысли. Позднее, вы знаете, батюшка, мне пришлось в жизни убедиться, что все они самые вредные, ужасные жрецы лжи, обмана и всякой фальши. Они говорят и проповедуют о Боге, но их бог это не Бог Евангелия, это не Бог Нагорной проповеди Христа, нет, далеко нет, их бог это их же собственное „я“, другого Бога они никогда не знали и знать не будут! Они говорят, пишут, проповедуют о каком-то научном христианстве, но это так же смешно, как было бы смешно, если бы кто-нибудь говорил или писал о научном Христе, о научном Боге. Они читают рефераты, читают лекции о христианской жизни, но сами в своей личной жизни живут совершенно иначе, являются буквально погромщиками истинного христианства. Что может быть хуже, как всю свою жизнь болтать красивые фразы и рукою палача убивать саму христианскую жизнь? Я знаю многих епископов, которые с амвона распинаются в защиту девства, чистоты плоти и духа, а сами имеют любовниц! И много я знал подобных проповедников христианства. Вот эта-то в людях ложь, отвратительная фальшь и мерзкая маска лицемерия мне противны, и я их не выношу. Я настолько разочаровался в них, что ненавижу их, и моя душа не выносит этой двуличности, и вот я заклеймил бы их навсегда клеймом вечного проклятия и мирового позора». — Юнкер замолчал. — «Сын мой, что же ты этим хочешь сказать мне?» — спросил я. — «Что хочу я этим сказать вам? — сквозь слезы проговорил юнкер. — Я пришел к вам отвести свою душу, мне очень тяжело жить в такой изолгавшейся атмосфере человеческой жизни. Всюду ложь: ложь в Церкви, ложь в государстве, ложь в учебных заведениях, ложь в книгах, ложь в семье, ложь в дружбе, ложь везде, а главное, ложь в современной христианской жизни — ведь одна только ложь, ложь и ложь!.. Вот хотя бы относительно самой войны: кто не знает, что она есть верх всякого зла, и несмотря на это люди воюют, убивают друг друга, проливают собственную кровь, а священники, епископы, патриархи, папы освящают эту войну, благословляют ее, молятся о победе той или другой армии и т. д.» Юнкер замолчал. Молчал и я. Наконец он вздохнул и, упорно глядя на меня, сказал: «Отец Спиридон! Мне до глубины души жалко вас, моя любовь к вам вспыхнула во мне в тот день, когда мы были в лесу на занятиях, а вас я увидел там под одним деревом… я без слез не могу сейчас вспоминать об этом…» Он заплакал. — «Отец Спиридон! Я решил отказаться от военной службы и завтра подаю рапорт; вас я Богом молю, бросьте и вы служить государству. Вы священнослужитель, вы должны всецело принадлежать одному Христу! Вы знаете, как мне вчера было обидно за вас, когда вы приводили нас к присяге, но все же вы это делали. А ведь всякая присяга совершенно запрещена Евангелием. По-моему, она есть прямо-таки измена Христу, как Царю христианскому. Молю вас, отец Спиридон, будьте хоть вы одним истинным, христианским священнослужителем».

Юнкер закончил, вытер свои глаза платком, встал, простился со мной и ушел в свою роту. Его слова перевернули во мне всю душу. Всю ночь я проплакал не смыкая очей. Тяжело было. Несколько раз я спрашивал себя: где же теперь истинное христианство, которое горело бы любовью и стремилось ко Христу чисто коллективным, практическим, святым братским подвигом? Где же находится такое христианство? Но прежде чем искать его и говорить о нем, я должен приступить теперь к своей собственной личной жизни. Я должен оставить свое язычество и в своей личной жизни руководиться исключительно Нагорной проповедью Христа. Довольно служить дьяволу, пора, наконец, обратиться ко Христу и обратиться не словом, а делом, не одними порывами, а трудовой, подвижнической жизнью любви к Богу и людям. Это будет верная, христианская жизнь. Так размышлял я тогда…