Исповедь «святой грешницы». Любовный дневник эпохи Возрождения

У меня, как и у многих других, была тысяча и одна причина порицать своего брата Хуана, он заслужил это порицание.

Но, размышляя над судьбами нашей семьи, я поняла, что и Хуан в большой степени оказался жертвой своей судьбы. Это его не оправдывает, напротив, окажись на его месте Чезаре, он был бы очень успешен и не натворил тех дел, которые натворил Хуан, а также тех, что натворил сам Чезаре.

Мы мало знали своего сводного брата Педро Луиса, названного так в честь нашего дяди. Педро был на восемнадцать лет старше меня, на тринадцать Чезаре.

Потому все соревнование между братьями происходило между Чезаре и Хуаном. На Джоффре, который младше меня на год, внимания никогда не обращали. Это было странное соревнование, в нем всегда побеждал Чезаре, но лавры победителя неизменно доставались Хуану.

Неправда, что родители одинаково любят всех своих детей, мама больше любила Чезаре, а отец Хуана. Но если мамина любовь была молчаливой и большой роли в судьбе сыновей не сыграла, то любовь отца сломала судьбу обоим.

Когда в нашей семье появился Карло Канале – отчим, ставший нам настоящим наставником, он обратил внимание на то, что предпочтение, отдаваемое нашим отцом Хуану, ломает не только Чезаре, но прежде всего самого Хуана. Соревнование между братьями Хуан выигрывал не собственными усилиями, не умом и образованием, а с помощью отцовской любви. Слепая материнская любовь может испортить детей, это верно, но куда сильней это может сделать слепая любовь такого отца, как Родриго Борджиа!

Хуану с детства позволялось все. Он старше меня на четыре года, в отличие от Чезаре не уезжал из дома на учебу, а потому я могла видеть, как портится нрав брата. Отец с детства воспитал в нем уверенность, что защитит в любом случае. Родительская защита – это хорошо, когда чувствуешь себя защищенной, жизнь становится радостной. Но защита не должна означать вседозволенность и отсутствия спроса.

Ни у одного папы, о которых мене известно, их сыновья-любимцы не становились кем-то достойным именно из-за излишней любви и вседозволенности – ни Франческо Чиббо, ни Пьетро Риарио, ни мой брат Хуан Борджиа. Перечисление можно бы продолжить, но стоит ли?

Все они были распутниками, пьяницами и мотами, все закончили свои никчемные жизни плохо. И виноваты в этом из сиятельные отцы!

Если совсем юный молодой человек получает ни за что множество владений, доходы и титулы, как он станет себя вести? Это зависит от самого человека. Чезаре получил первую свою должность в семь лет и продолжил получать их до конца жизни, но ему всегда приходилось доказывать отцу, что он чего-то стоит.

А Хуану не приходилось, любовь и снисхождение отца всегда были с ним. Я не против отцовской любви, но против снисхождения, превращающего эту любовь в разрушительную силу. Хуану было всегда дозволено все, вот он и стал никчемным заносчивым ничтожеством.

Да, я сурово сужу брата, даже сейчас, понимая, что изначально виноват в этом не он.

Iudex non ne vos iudicari (не судите – да не судимы будете – лат.). Но я сужу – отца, братьев и себя саму.

Если не обладающему талантами и усидчивостью мальчишке позволять все, вместо того чтобы строго с него спрашивать, он решит, что ничто не обязан делать и не должен соблюдать никакие правила. Хуан таким и вырос, он был уверен, что ему позволительно все!

В то время как Чезаре учился, Хуан бездельничал, считая, что ни к чему изучать науки, достаточно просто уметь писать и читать. А еще драться и совершать мужские подвиги. Чезаре вернулся из Пизы с отличнейшими отзывами о своей диссертации, признанной одной из лучших за все время существования университета, Хуан в это время просто бездельничал и норовил ввязаться в драку с Орсини, Колонна и всеми, кто держал в руках оружие. Скольких убил сам Хуан в нелепых поединках и скольких пришлось убить его слугам и охране, не поддается подсчетам. Все законно: на него напали, он защищался. Все прекрасно понимали, что сын кардинала Борджиа, а потом папы Александра сам провоцировал нападения, но все молчали, слишком велик был авторитет отца.

На его счастье, смертельных стычек с домами Колонна или Орсини у Хуана не было. А вот последняя закончилась Тибром.

В тринадцать он стал герцогом Ганди, в семнадцать уехал в Барселону, чтобы жениться и стать настоящим испанским грандом, но не стал никем. Все, что Хуан мог, это по-прежнему кутить, распутничать и убивать тех, кто не мог оказать достойного сопротивления. Не секрет, что в Испании его возненавидели за неподобающее поведение и надменность. Но за своей спиной Хуан всегда чувствовал огромное богатство и власть отца, а потому не боялся ничего.

Провал военной карьеры в Испании заставил его вернуться в Рим. Хуану сделать бы вывод, но он не изменился. Когда они с Марией Энрикес приехали в Рим, мне было не до брата, но я сразу увидела, что если Хуан и изменился, то в худшую сторону. Брат стал еще более надменным, вызывая откровенную ненависть у зависевших от него людей.