Исповедь «святой грешницы». Любовный дневник эпохи Возрождения

Позже, когда свобода все же не была получена, особенно когда его перевели из Шиншиллы в страшную крепость Медина-дель-Кампо, Чезаре понял, что свободу нельзя купить ценой унижения, ее можно только завоевать.

Бежав, Чезаре совершил преступление против власти, но завоевал свободу. Можно осуждать его за первое, но необходимо уважать за второе.

Именно это – завоевание свободы, а не что иное, важней всего в жизни моего брата. Его гордыня не могла быть утешена, Чезаре был нищ, поскольку его лишили не только завоеванных, но и исконно принадлежавших ему земель, мой брат мог полагаться только на милость короля Наварры, но он был свободен. Свободен хотя бы в выборе своей гибели! Умереть не от болезни пленником, а со шпагой в бою – это так похоже на моего брата.

Его унижения и отказ от семьи ужасны, но его гибель все искупила. Не верю, что Чезаре мог намеренно столкнуться с отрядом врагов в одиночку, чтобы погибнуть. Это не самоубийство, в чем тоже обвиняют моего брата, это последняя попытка моего брата доказать, что он выше остальных, вызов всему миру.

Боюсь, что в бою против нескольких нападавших Чезаре представлял себя Цезарем, погибавшем в Сенате в одиночку против многих.

И я не верю в слухи о том, что убит двойник моего брата, а сам он бежал и где-то скрывается. Чезаре смертельно болен, с ним не было его врача, брату оставалось недолго, и тратить последние годы или даже месяцы жизни на то, чтобы как крот сидеть в норе, он не мог. Святой отец может быть спокоен – Чезаре Борджиа погиб, и только его имя и память о нем могут потревожить Святой престол.

Мой брат погиб без последней исповеди, без причащения, но в бою.

Его погубило не то, что отряд не успел за своим командиром, поторопившимся в атаке, и даже не принадлежность к семье Борджиа, Чезаре погубила его гордыня.

В последние дни я много думала над судьбой Чезаре и всей нашей семьи, пытаясь понять, почему нас преследовали и преследуют несчастья.

Мы с братьями рождены в грехе, ведь отец дал обет целибата.

Но он искренне любил маму и нас тоже. Разве любовь, тем более отеческая, не способна искупить такой грех?

Разве только кардинал Борджиа и папа Александр имели детей? У папы Иннокентия их было двенадцать, но только Борджиа признал всех рожденных от него детей своими.

Однако, вспоминая судьбы известных мне детей понтификов и кардиналов, я не могу вспомнить ни одной счастливой судьбы. Несчастливые браки были наименьшим, что случалось с такими, как мы с братьями, а распутство наименьший грех, присущий детям понтификов.

Судьба Хуана не удивительна для Рима, он был ничуть не более тщеславен, чем другие дети богачей, не более распутен, не бездарней. Он обычный молодой бездельник, которых полно в богатых римских домах. Его беда только в том, что он сын папы Александра, а потому получил больше золота, власти, надежд, ненависти. И не сумел с этим справиться.

Хуан грешил не потому, что был распутен, а был распутен потому, что ему это позволялось. Тумаки, получаемые от разгневанных мужей и отцов соблазненных Хуаном женщин, не в счет. Его боялись потому, что он сын папы, а потому, даже гневаясь, позволяли все.

Разве только ему? Разве в Риме и во всем мире мало тех, кто отступает в тень, чтобы не мешать более сильному спать со своей женой?

Разве только бездарный Хуан занимался делом, для которого не создан и в котором ничего не понимал? Мало ли таких, кто благодаря своему положению и деньгам возглавляет то, для чего совершенно не годится?

Разве только тщеславный Хуан требовал поклонения себе и норовил покрыть золотом даже сбруи своих лошадей? Тщеславное стремление показать свое богатство, затмевая остальных, – один из самых распространенных грехов в Риме. Рим весь покрыт золотом.

Беда моего брата только в том, что у него было больше возможностей, чем у других, к его ногам было брошено все, но у самого Хуана не хватило ума, чтобы с этим справиться. Когда человеку все дается без усилий, он не только не ценит данное, но и способен возгордиться, не имея на то ни малейших оснований.

Чезаре не давалось все легко, ему приходилось доказывать, что он лучший, что должен заниматься иным делом, чем то, к чему определил его отец. Чтобы что-то доказать такому сильному человеку, каким был наш отец, нужно самому стать сильным. Чезаре стал, но остановиться уже не смог. Он всю жизнь доказывал миру, что он новый Цезарь, что выше других и имеет право вершить чужие судьбы, полагаясь на силу оружия, а не убеждения.

Думаю, его гибель началась тогда, когда стремление быть властелином судеб пересилило страстное желание объединить Итальянские земли воедино, воссоздав Великую Римскую империю. Когда гений Чезаре уступил место тирану Чезаре. Почему отец не остановил его, не видел пропасти, в которую сваливается сын, или уже не мог? Скорее второе: пытаясь поднять Хуана до уровня Чезаре, отец позволил самому Чезаре стать монстром.

Я уже не раз написала о вине нашего отца. Неужели Чезаре прав и наше проклятие – принадлежность к имени Борджиа?