Исповедь травы

– Ты действительно нравишься мне, женщина из города, – нарушает она молчание. – Хотя бы потому, что ты учтива, в отличие от большинства местной знати, и умеешь уважать чужие обычаи. Но, как это ни печально, ты все-таки горожанка, forass, – это слово на своем языке она произносит с нескрываемым презрением. – А если городская женщина ночью идет по городу одна и не боится даже зайти в квартал, где живут Степные Волки, значит, она колдунья… – и неожиданно резко командует своему псу: – Взять!

…и снова все происходит почти помимо моей воли. Впрочем, меня за последние шесть лет уже столько раз пытались убить, что не мог не выработаться некий рефлекс. Спица из-под мяса моментально оказывается в моих руках и встречает пса в прыжке. Рычание его сменилось жалобным стоном, и он рухнул на меня, так и не добравшись до моего горла. Насмерть – я уверена в этом, словно уже когда-то (на охоте?) вот так ловила зверя на нож…

– Ай-я! – пронзительный крик Волчицы. В следующий миг я уже выбралась из-под убитого зверя и стою, выставив перед собой свое ненадежное оружие. Покрывало давно упало с моей головы, плащ распахнулся, открывая наряд, в котором я танцую…

– Ну держись, forass! – Волчица тоже успела схватить с оружейной стойки какой-то частный случай штопора. – Ты дорого заплатишь мне за Лэрра!

– Так вот какова цена твоему гостеприимству! – я из последних сил пытаюсь выглядеть спокойной, но руки мои дрожат, и я ох как не уверена, что и второй раз сумею воспользоваться по назначению этой тыкалкой… – Моя вера не велит мне убивать без нужды, но следующую дырку я проделаю в тебе – в наказание за обман доверившегося.

Несколько секунд мы сжигаем друг друга взглядами – у кого раньше нервы сдадут…

– Что здесь происходит? А ну-ка немедленно брось саблю, Хедра!

Волчица покорно роняет оружие, и лишь тогда я позволяю себе обернуться. Дверь за моей спиной распахнута, а в дверном проеме стоит немолодой уже… не Степной Волк, а прямо-таки скандский морской пехотинец, этакий бронешкаф. Да и ростом выше меня на полторы головы, что для Волков весьма нетипично. Одет как знатный горожанин, в шелка стального цвета, но волосы честь по чести заплетены в две косы и в ухе золотая серьга болтается. В высшей степени колоритный персонаж…

– Лэрр когда-то спас мне жизнь, – о голос Волчицы можно руки отморозить. – Эта forass убила его, значит, я должна взять жизнь за жизнь!

– Я убила, защищаясь, – твердо парирую я. – Потому, видят боги, на мне нет крови!

– Хедра, – произносит Волк в сером непререкаемым тоном, сурово и спокойно, – вижу, что дал тебе слишком много воли. Поэтому как дочь, покорная воле отца, ты завтра же соберешь свои вещи и вернешься домой, в кочевье Двуглавой горы.

– Но, отец…

– Молчать, когда говорит старший в роду! А с тобой я отправлю письмо твоей матери, в котором попрошу ее не затягивать с твоей свадьбой. Ты выросла из тех лет, когда я мог учить тебя плетью, но надеюсь, что твой будущий муж восполнит это упущение. Я сказал.

– Я приму любую кару, отец, – я отчетливо слышу, как Хедра скрежетнула зубами, – если ты объяснишь мне, в чем моя вина.

– А ты сама не знаешь? Ты осквернила наш очаг. Не приглашают в дом того, кого хотят ограбить и убить, и нельзя обмануть человека, который вкусил твоей пищи.

– Это законы Волков, отец. Она же – всего лишь forass!

– Но даже жизнь простой forass больше жизни собаки – эта же женщина не forass, она много выше обычной горожанки, – он поворачивается ко мне. – Госпожа Лигнор, прошу простить мою дочь за обиду, нанесенную тебе по неразумию.

– Лигнор? – переспрашивает Волчица с недоверием. – Отец, Лигнор – простая женщина, она бедна. Эта же, сам видишь, в атласном плаще и вся увешана драгоценностями. Она прятала свое лицо под покрывалом, как жены здешних вождей, и не хотела открыть его даже в нашем доме.

Сама знаю, что выгляжу вызывающе в этом черном шелке… Но воистину, в городе, где больше миллиона жителей, не обязан каждый знать в лицо Лигнор-танцовщицу. Если я заявлюсь к мадам в своих обычных обносках и с рубином, она вполне способна кликнуть стражу и обвинить меня в воровстве, чтобы не платить денег. Или просто припугнуть меня этим и заплатить самую малость – дейстительно, откуда такая драгоценность у нищей уличной артистки?

Но всего этого я объяснять Волкам не собираюсь.

– Ты сильно просчиталась, Хедра, – только говорю я все так же спокойно. – За мои браслеты, ожерелье и головные подвески тебе не дали бы и одной золотой монеты – это не серебро. Впрочем, – добавляю я ядовито, – допускаю, что тебя ввела в заблуждение искусная работа мастеров Бурого Леса – такой ты наверняка прежде не видела. Что ты вообще знаешь обо мне, что так легко берешься судить?

– Хедра действительно ни разу не видела твоего танца, – подтверждает ее отец. – Но я – я был в «Багровой луне» в тот день, когда Безумец впервые играл для тебя и ты ушла с ним – и теперь уже никогда ни с кем не спутаю тебя, госпожа, – он поклонился.