Исповедь заключенного (СИ)

— Но… Роберт, что с тобой случилось? После нашего свидания ты внезапно пропал! Несколько дней ждала тебя, но ты не появлялся. Я с ног сбилась, пытаясь найти тебя! Выяснила на работе, где ты живешь, пошла туда, хозяева квартиры сказали, что ты ушел и не возвращался… Что произошло?

— Неважно.

— Это из-за меня?

— Нет. Но я не тот, за кого ты меня принимаешь.

Лиза попятилась.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Это наша последняя встреча. Мы больше никогда не увидимся. Если… если я дорог тебе, как ты говоришь — дай мне уйти. Я не хочу убивать тебя. Но я хочу, чтобы ты знала — ты встречалась с маньяком. Это я — «Стирающий лица».

Мне показалось, что сейчас она упадет в обморок, но она только тихо спросила:

— Почему ты так поступаешь, Роберт?

— Потому что я ненавижу человечество.

— Ты ненавидишь себя?

— Я не человек. И никогда не был им.

— Ты скажешь это на Страшном суде?

Я криво усмехнулся:

— Страшный суд — сказки для маленьких детей. Я не боюсь Бога — по крайней мере, такого, каким его создали люди.

— Тебя ждут адские муки!

— Не страшнее тех, что ждут предателей и лицемеров.

— Ты сумасшедший!

— Возможно. А может, это весь мир сошел с ума, кроме меня?

Лиза выпрямилась, в глазах ее горели огоньки непоколебимой решительности. С горечью, но твердо она произнесла:

— Извини, Роберт. Но я должна вызвать полицию. Это мой долг как гражданина Соединенных Штатов, долг перед всей нацией и моими близкими. Ты убил слишком много невинных людей. Я не могу допустить, чтобы ты продолжал безнаказанно творить беззаконие.

— Какой закон велит людям совершать несправедливость? Я всего лишь привожу их к одному знаменателю. Если ты попробуешь обратиться в полицию, мне придется убить тебя, а я очень не хочу этого делать.

— Рано или поздно смерть уравняет всех. Кто дал тебе право распоряжаться чужими жизнями?

— Это мое право с рождения. И я хочу воспользоваться им ради всеобщего блага.

Она кинула на меня взгляд, исполненный презрения и глубокого сожаления. Повернулась и пошла по направлению к театру, гордо подняв голову. Зря. Потому что в следующую секунду ее тело уже содрогалось в предсмертной агонии. Пуля попала в сонную артерию, и кровь хлестала фонтаном.

Я не подошел к ней. Просто сел в машину и уехал. Я только что убил девушку, которую любил. Внутри меня разверзлась зияющая пустота. Ощущение полной безысходности не покидало ни на минуту, и когда меня задержал патруль на границе Пенсильвании и Огайо, не стал оказывать сопротивления, а послушно вылез из машины и позволил надеть на себя наручники. Меня посадили в полицейский джип и отвезли сначала в местный участок, где я просидел несколько часов, глядя в пол и не отвечая на вопросы, а затем под конвоем препроводили в Питтсбург и поместили в камеру следственного изолятора.

Сложно описать то, что я чувствовал в то время. Мне не хотелось ни протестовать, ни пытаться сбежать. Но я и не считал себя виновным. Я принимал происходящее как должное. Меня должны были арестовать, и это произошло. Я даже испытал некоторое облегчение: теперь мне не нужно было убивать столь ненавистных человеческих существ — они сами позаботились о том, чтобы запереть меня за самыми надежными замками, спасаясь от лавины ножевых ударов, наносимых моей рукой. Наконец меня никто не беспокоил попусту: я мог сидеть, лежать, ходить по камере. Голые стены дарили желанный отдых глазам, уставшим от рекламы и крови. Я обрел свой дом.

В комнату для допросов стремительными шагами вошел следователь, перегнулся через стол. Я медленно поднял голову. Ясноглазый молодой человек, примерно моего возраста, изучал меня с жадностью; на его лице читался живой интерес, смешанный с затаенной опаской — так смотрят на хищного зверя, которого после долгой борьбы удалось загнать в клетку.

— Роберт! Роберт, ты помнишь меня?

Я внимательнее всмотрелся в него и отрицательно покачал головой.

— Роберт, я же Чарли. Чарли Олдмен. Твой одноклассник.

Действительно, это был Чарли Олдмен, с трудом, но теперь я узнал его. Он сел напротив и сокрушенно вздохнул:

— Как ты докатился до такой жизни, Стивенс? Впрочем, ты всегда был со странностями. Но никто из нас и подумать не мог, что ты способен на убийство. Ты выглядел как типичный неудачник. Мы думали, что ты просто стеснялся с нами общаться. Знаешь, такой крайне закомплексованный парень, который и мышки не обидит, потому что боится, что она его съест. Постоянно в одиночку, ни к кому не подходил, избегал любого контакта, на уроках пребывал в прострации. И вечно что-то чирикал в блокноте.

Олдмен заложил ногу за ногу:

— Я не особенно интересовался твоей судьбой. До тех пор, пока не начал собственное расследование. Видишь ли, смерть Харди Циммера не давала мне покоя с того самого выпускного вечера в «Ричардсон Аудиториум».

Я вздрогнул; Чарли, несомненно, это заметил и кивнул.