Исправляя ошибки (СИ)

Со стороны защиты выступил только Клаус Диггон — и то лишь номинально, в качестве посредника. Едва получив слово, майор первым же делом объявил суду, что Рен отказался от услуг адвоката, хотя был предупрежден, что в этом случае представлять его интересы будет некому. Слушания планировались заочными, без присутствия обвиняемого, что допускалось правилами в исключительных случаях — таких, как нынешний. Стало быть, суду в процессе принятия решения придется опираться лишь на предоставленные материалы: документы, показания свидетелей и протоколы допросов.

Запись на голопроекторе — вот единственный способ связи с внешним миром, в котором власти не отказывали заключенному. Лея, услыхав об этом, не удержалась от легкого стона. Эти люди в своей вежливой, масляной жестокости не оставляли ее сыну шансов сохранить свою жизнь. Осторожно, шаг за шагом, они сами выводили судебное действо за рамки правового поля и сметали все возможности для вынесения оправдательного приговора, хотя эти возможности и так-то были ничтожно малыми.

Впрочем, Бен и сам уверенно загонял себя в угол — своей паршивой гордостью, своим стойким нежеланием пойти даже на малейшую уступку.

В последующие дни Лея убедилась в том, что ее сын отказался от защитника, скорее всего, и вправду добровольно. Хотя это и не имело особого значения; никто в Республике не взялся бы представлять интересы Кайло Рена на трибунале, Бен наверняка понимал это — однако матери было бы легче, знай она, что юноша проявил хоть какую-то готовность принять правила игры.

Насколько Лея могла судить, к пленнику пока не применяли пыток. Хотя она понимала, что это — лишь вопрос времени.

На каждом заседании суда Диггон демонстрировал записи, сделанные в ходе бесед с пленным рыцарем — изображения не было, только голоса. Раз за разом Бен оставался непреклонен, давая понять во время допросов, что не намерен признавать главенство неприятельских законов и не собирается раскаиваться ни в чем. Вероятно, если бы речь не шла так или иначе о пособнике Первого Ордена, генерал Органа восхитилась бы его стойкостью.

— Вам известно, где находится основная база Первого Ордена?

— Известно.

— Там же расположена и резиденция Сноука?

— Верно.

Лея почти уверена, что в этот момент Кайло улыбается.

— Расскажите, где это.

— Могу сказать только одно: это точно не Илум.

Негодный мальчишка шутит с огнем! Он знает, что войска Республики давно перерыли всю систему Илум в тщетных попытках обнаружить следы пребывания неприятеля — знает и намеренно напоминает разведке об ошибках, вызывая на себя гнев Диггона.

— Кто такие рыцари Рен?

— Мои братья. Они, как и я, разделяют веру в Единую Силу…

— И в Дарта Вейдера, как в какого-то мессию, который должен… как же это вы говорили?.. «Привести великую Силу к равновесию»?

— Да. И он сделал бы это, если бы ему не помешал случай.

— И что же это?

— Сострадание. Любовь. Это самое большое из возможных искушений Света, величайший обман. Я не повторю его ошибки.

— Значит ли это, что вы способны убить, скажем, своего родного сына, если бы таковой у вас имелся, ради власти?

— Не ради власти, а для исполнения высшей цели. Я убью любого, кто встанет у меня на пути.

При этих словах Лею на миг охватывает ужас. Она понимает, что это говорит Кайло Рен — отцеубийца, фанатик, чей неистовый дух до сих пор витает над личностью Бена Соло.

Еще ей очевидно, что представители обвиняющей стороны обратят внимание на эти слова, которые им только на руку. Впрочем, по какому вообще принципу отбираются материалы для представления в суде?

— Где можно найти ваших рыцарей?

— Они сами отыщут вас, если им будет нужно.

Допрашиваемый коротко смеется — и судьи это слышат.

— Ни один человек в здравом уме не станет добровольно искать встречи с рыцарями Рен.

Помимо записей Диггон предоставил заключение судебно-медицинской экспертизы, задачей которой являлось определить психоневрологическое состояние преступника Рена. От большинства процедур тот опять-таки отказался. Однако те, которые все же удалось провести, свидетельствуют о вменяемости молодого человека в целом — невзирая на легкое психологическое расстройство, которое упомянула в своих наблюдениях майор Хартер Калония, главный врач в составе Сопротивления, изначально наблюдавшая раненного пленника. Это расстройство, судя по всему, носило временный характер, и в данный момент ни один из медиков его не зафиксировал.

Саму Хартер на слушание не вызвали, невзирая на ходатайство представителей Сопротивления. Обвинение сослалось на то, что майору Калонии, как и лейтенанту Тэслину Брансу, решением военного совета запрещено покидать Эспирион вплоть до особого приказа. О причинах такого решения военный совет имел право не распространятся.

Вот так власти перекрыли последнюю лазейку, которую Сопротивление могло бы использовать, добиваясь если не оправдания — об оправдании речи уже не шло, — то хотя бы смягчения приговора.