Испытание

– Вспомни о законе, Виола! – Теодор так грохнул кулаком по мраморной столешнице, что я испугалась, она расколется. – Закон превыше всего. Мы написали его, мы его обсудили и за него проголосовали. Закон прошел. Беззаконие ввергнет нашу страну в анархию!

– Ты требуешь от меня невозможного! – сорвалась на крик Виола. – Слишком многого! И слишком быстро!

Я понимала ее: не опасности страшили ее, но боязнь потерять все, что она с таким трудом обрела. Разве могла она допустить, чтобы безоблачное счастье, которого они с Аннетт так долго были лишены и которое только-только начали строить здесь, было отобрано у них столь стремительно?

– Ты понимаешь, как это сложно? – Виола искала и не могла найти слов. – Прости, но…

– Черт возьми, я прекрасно понимаю, как это сложно! Король – мой отец, и меня наверняка обвинят в том, что я хочу свергнуть его и узурпировать власть. Вполне вероятно, меня убьют раньше, чем все это кончится, но даже если я выживу, меня, безусловно, вышлют из страны. Но закон будет попран, если я не встану на его защиту.

Виола поникла.

– Никто никогда не просил тебя умирать за что бы то ни было, – прошептала она, еле сдерживая слезы. – Я уж по крайней мере точно. И я не ожидала, что кто-то потребует подобного от меня.

– Прости, я больше не могу терять время. – Теодор резко поднялся и вышел из-за стола.

– Софи! – взмолилась Виола. – Простите, но я не могу… Я не переживу, если с Аннетт что-нибудь случится. Да я и сама не хочу умирать. Мои слова больше ничего не значат.

У меня не было сил с нею спорить.

– Возможно, вы правы. Вы и так сыграли значительную роль.

– Если бы я только знала, что мой салон приведет к ниспровержению правящей власти, я бы там играла только в карты, – горько рассмеялась она.

– Не выдумывай, – шепнула Аннетт.

– Согласна, – кивнула я, глядя на Виолу, на ее покрасневшие глаза, на смешанные с румянами слезы, катившиеся по щекам. Ей требовалось время, чтобы оплакать свои потери, отрешиться от налаженной и обустроенной жизни. – Я уверена: когда нам потребуется ваша помощь, вы не оставите нас.

– Сделаю все, что смогу. – Она смахнула набежавшие слезы. – Вы до сих пор носите этот серафский балахон? Вам не во что переодеться? У меня целый сундук с нарядами – выбирайте. Кто знает, когда вам снова удастся заглянуть в собственный платяной шкаф.

– Благодарю…

– Если… если вы потерпите неудачу, – испуганная собственными словами, прошептала Аннетт, – вы всегда найдете пристанище у нас. Всегда.

Я кивнула, хотя Западный Сераф значился последним в моем перечне стран, куда я могла бы вернуться в будущем. Обняв их, я отправилась в сад и в глубине, у стены, спрятанной от глаз Виолы и Аннетт увитыми бегониями решетками, отыскала Теодора.

– Ты не можешь ждать от них…

– Если я не могу ждать этого от них, Софи, от кого еще мне этого ждать? – Он вонзил в меня взгляд своих карих глаз и схватил меня за руки, словно молящий о помощи страдалец, барахтающийся в пучине разверзшейся неопределенности. – Если даже Виола и Аннетт не хотят ничем жертвовать, то кто захочет?

– Народ нашей страны, Теодор. – Я медленно высвободила руки. – Это не драка между знатными вельможами. Это не их война.

Теодор осел на каменную скамью. Позади него змеились лианы бегонии, и он рассеянно сорвал клейкий распустившийся цветок. Я присела рядом.

– Если ты намереваешься взвалить на себя это бремя, ты должен сделать это не во имя дворян-реформистов. С ними покончено.

– Я защищаю закон, – вскинул голову Теодор. – Ничего больше.

– Встав на сторону закона, ты должен признать, что теперь твои соратники – простой народ, который сражается за реформы гораздо дольше, чем ты. Простой народ, а не твои друзья-аристократы, которые всего-навсего прислушались к твоим словам. Да, некоторые из них поддержат тебя. – Я накрыла ладонью его руку, державшую цветок бегонии. – Но большинство повернется к тебе спиной: король и те, для кого традиции превыше всего, даже закона. Мы должны смотреть в будущее, а не оглядываться на прошлое.

– Мне страшно, – признался Теодор, – я не могу предугадать, что из всего этого выйдет. Я сражаюсь, чтобы дать людям закон и реформы, а не за тем, чтобы ниспровергнуть власть и возмутить аристократию.

– Кто знает, что нас ждет впереди, – мягко ответила я. – Но я уверена, что вы отлично поладите с Кристосом и вместе будете драться за светлые идеалы революции. Однако тебе придется немного ослабить вожжи. Эта революция – не твоя.

52

На Альбе был свежий крахмальный платок, сиявший ослепительной белизной в солнечном свете. Если смысл его заключался в том, чтобы скрыть красоту своей обладательницы и придать ей скромности, то цели своей он не добился: жесткие складки лишь подчеркивали мягкие черты лица квайсианки, сияние ее голубых глаз и округлость бледных щек, которые прохладный бриз расцветил румянцем.