Испытание

Я застыла в нерешительности. Да, меня использовали, словно пешку в чужой игре, мне лгали гораздо страшнее, чем Альба, скрывшая свое родство с Пьордом. Но вся эта ложь превратила меня в другого человека, который никому не доверяет и не терпит обмана. Конечно, следует признать, что Альба спасла мою шкуру, но Пьорд поступил бы так же, будь ему это выгодно. Кристос доверял ей, но мнение брата не играло для меня существенной роли. Она выслеживала меня на саммите, так что с самого начала могла плести вокруг меня сеть хитроумных интриг.

– Разумеется, я не собираюсь ничего отменять, – пробормотала я, – но… Прошу меня извинить…

Я метнулась к другому борту, уставилась в воду и вдруг заметила краем глаза Сайана, стоявшего на носу корабля.

– И многое вы услышали? – поинтересовалась я.

– Достаточно, – мимолетно усмехнулся он. – Суденышко – с гулькин нос, здесь особо не уединишься.

И он посмотрел на волны, лениво плескавшиеся у причала.

Его отстраненность сводила меня с ума. Я доверяла ему не больше, чем Альбе, но все-таки ждала от него хоть какого-то ответа: вспышки ярости из-за ее вероломства или, наоборот, заверений в ее честности и благородстве.

– И? – требовательно спросила я.

– И она оказалась близка человеку, который плохо с вами обошелся.

– Возможно, вам далеко не все известно…

– Мне известно достаточно, – пожал он плечами. – Что вы хотите от меня услышать? Что вам следует подружиться с ней и сделать ее поверенной ваших сердечных тайн? Мне все равно. Как, впрочем, и вам.

– Но если я ей не доверяю, то…

– Что есть доверие? В чем конкретно вы ей доверяете? Она ваша союзница, а не друг. У вас одна и та же цель, и вы используете друг друга ради ее достижения.

Сайан не оторвал глаз от воды и не увидел моего ошеломленного лица. Я размышляла – надо же, я смешала в одну кучу союзничество и дружбу, связала их неразрывным узлом, прошила непрерывной строчкой из перекрывающих друг друга стежков.

– Ваши друзья могут оказаться не на вашей стороне, но на вашей стороне могут оказаться те, кто вам совсем не друзья, – возобновил монолог Сайан. – Вы же сами в этом убедились, вспомните леди Виолу и Аннетт! Разведите дружбу и союзничество по разным углам, и будет вам счастье.

– Сомневаюсь, – буркнула я.

– Ошибаетесь. Вы прекратите лезть на стену от того, что не можете разобраться, кто вам друг, а кто нет. Вы успокоитесь. Доверие – это трезвый расчет, а не игра чувств.

– Не уверена, что готова это принять.

– Да, вероятнее всего, что не можете, – мягко улыбнулся он. – Это так необычно, отрешиться от своего я и понять, что вы – лишь орудие, служащее другим людям. Их пользе и благу.

Сайан был прав. Как владелица магазина, я понимала, что работала не ради себя, а ради других. Придется сжиться с этой мыслью, если я хочу найти свое место в этой новой для меня реальности. Хватит жить лишь ради себя, надо жить ради народа. Успокоенная и отрезвленная, я решила на время отложить вопрос о доверии к друзьям и смириться, пусть и не до конца, с мыслью о том, что сотрудничество с Альбой принесет пользу народу, который я представляю.

– Все просто, – сказал Сайан. – Солдаты, находившиеся под моим командованием, не являлись моими друзьями. Хотя между собой они дружили. Солдатам доступна эта непозволительная мне роскошь. Офицеры одного со мной ранга, в общем и целом, тоже не были моими друзьями. Так, однополчане, не более. Ну, а про старших офицеров и говорить нечего – со мной они тоже не дружили.

– Знаете, – напомнила ему я, – у нас подобной системы воинских званий не существует.

– Так мы ее заведем. Вы станете одним из главнокомандующих, предводителей. А у предводителей почти никогда нет друзей, – развеселился Сайан, но я даже не улыбнулась. – Не переживайте. Впереди вас ждет слава и почетное место в истории.

– И цена этому – одиночество, недоверие к каждому встречному и умопомешательство на почве «кто не с нами, тот против нас», верно?

– Да нет же, – расхохотался юноша. – Не принимайте все так близко к сердцу. И не ищите друзей среди тех, с кем вам приходится работать.

Кивнув, я ушла. Сайан же остался глядеть в плещущие о борт волны. «Наверное, – подумала я, – он оторвется от них только тогда, когда мы причалим к берегам Галатии».

53

Я вернулась в крошечную каюту, которую мы делили с Теодором. Стены, обшитые панелями из светлого дерева, озаряло солнце, пробивавшееся через маленькое окошко-иллюминатор. В сумрачный день эта каюта напоминала бы собою склеп, но сегодня, когда солнце ярко пылало, а гладь моря причудливыми бликами отражалась на стенах, находиться в ней было довольно приятно. Три кувшинки плавали в широкой низенькой чаше. Было в них что-то манерное, и все же я полной грудью вдохнула источаемый ими пряный аромат.

Я присела на соломенный матрас. Вот, значит, кто я такая – предводитель реформистов. Провозвестница новой эры в Галатии, судьба которой, вероятно – и более чем вероятно! – войти в историю вместе с несчетными бунтарями, что восстали против короны, и сгинуть, казненной или высланной из страны, в омуте гражданской войны.