Испытание бессмертием

– Озлобился за все то время, что ему пришлось самостоятельно принимать решения в этом непонятном для мышления средневекового жителя столетии. Хорошо, умом не тронулся.

– С тобой он держит субординацию. А мне – хамит. В открытую.

– Я понял. Что ты предлагаешь?

– Избавься от него. Для поиска книг он мне больше не нужен: одна сегодня будет у меня, и я буду знать, у кого искать вторую. Тебе он тоже без особой надобности.

– Он поможет мне в обществе, пока мы оба заняты.

– Я найду книги и помогу тебе.

– Неужели? Ты же никогда не горел желанием.

– Не горел, но, как видишь, волей-неволей оказался в дела твоего общества втянут.

– Не так уж и просто будет от него избавиться, – Квентин справился с узлом и обернулся к учителю и другу. – Вернуть его в преисподнюю, откуда я его вытащил, не получится – он теперь такой же живой человек, как мы с тобой. Придется еще раз его убивать. Или меня. Вслед за мной уйдут все трое, потому что их питает моя жизнь и моя магия. Меня ты, надеюсь, не тронешь, а что касается его – то у меня нет ни времени, ни сил, ни желания за ним бегать. Не сейчас.

Джулиан не успел ответить сообщнику. Зазвонил мобильный телефон, и темноволосый мужчина потянулся за трубкой.

– Кто это еще?

За время непродолжительного разговора, участие в котором Джулиана свелось всего лишь к одному слову: "Хорошо", Квентин успел найти свой пиджак и переместиться к двери, где и застыл, положив ладонь на латунную ручку и внимательно глядя на Винтера.

– Стекольщики. Приедут завтра. Как я понимаю, на тот момент я все еще буду руководителем общества?

– Мне бы этого хотелось. Идем. Подвезу тебя к старой ведьме.

* * *

С Марией Павловной Джулиан столкнулся возле подъезда. Лучезарно улыбнулся, поцеловал не успевшую одернуться руку и осведомился:

– Вы что же, собрались совершить прогулку без меня?

– Ты сам просил меня достать тебе книжку. Не помню, чтобы при этом ты набивался ко мне в компаньоны, – беззлобно откликнулась старушка. – Я тебя и не ждала.

– И все же, мне бы хотелось проводить вас.

– Или проследить, чтобы на обратной дороге я не препоручила твой артефакт кому-нибудь другому?

– Одно другому не мешает.

– Я-то тебе доверяю, а ты мне, как вижу, не очень.

– Разница только в том, что у вас нет выбора, а у меня есть. В данной ситуации я предпочитаю осторожность.

– С каких это пор? Или Великий Черный колдун боится среднестатистической русской пенсионерки?

– Женщины – моя слабость.

Мария Павловна против воли улыбнулась, уцепила колдуна под руку и торопливо, как привыкла, зашагала по тротуару.

– Я сегодня повидала Вадима. Спасибо, – сказала она по дороге.

– Квентин доверяет ему и не стремится запереть в обществе, – охотно отозвался Джулиан. – Но если вы пользуетесь этим, чтобы устроить заговор, я бы на вашем месте поберегся. Обмана мой друг не простит. Будет ваш внук покойником, а не инвалидом.

– Вадик ни при чем. Он в ваши разборки никогда не лезет.

– Да, но его предприимчивая бывшая невеста легко находит в нем безотказного союзника, если затевает очередную авантюру. Он хороший мальчик. Мне будет жаль, если с ним что-то случится.

– Винтер! Ты обещал позаботиться о нем! При жизни!

– Осмотрительное уточнение! – молодой человек от души рассмеялся, его волшебные глаза взглянули с непередаваемой симпатией. – Вы как будто разговариваете с Квентином!

– Вы друг друга стоите, – проворчала старушка. – И поговори со Светой по-человечески. Она очень тяжело переживает ваш разрыв.

– Вы же сами запрещаете нам общаться! Как я с ней поговорю?

– Как хочешь, но поговори.

За разговорами они добрались до церкви. Джулиан остался снаружи, а Мария Павловна уверенно вошла внутрь. Сегодня здесь было тихо и немноголюдно. Отец Иоанн или просто Ваня, как по-товарищески называла его старушка, нашелся сразу же: он о чем-то разговаривал с изможденной женщиной, предлагавшей в церкви свечи, кресты и молитвенники для всех желающих. На минуту Мария Павловна остановилась поодаль, чтобы просто послушать звуки голоса немолодого уже священника: он разговаривал уверенно и спокойно, негромко, но с сильными нотами, так, чтобы собеседник слышал, не напрягаясь; его мягкий теплый бас обволакивал, как вата, как толстое шерстяное одеяло в морозную ночь; он приносил с собой умиротворение и ощущение душевного покоя, как будто разливал вокруг себя саму благодать. По этой причине сам обладатель столь красивого голоса казался святым, безгрешным, а бремя собственных пороков вдруг падало на тебя с угрожающей тяжестью надгробной плиты: перед отцом Иоанном хотелось плакать и каяться во всем на свете, и с чистой совестью, совершенно искренне обещать исправиться и никогда дурного не делать, как будто прощение этого человека и впрямь было прощением самого Господа.