Испытание льдом

На завтрак подавались кофе или чай; обедали в полдень. Когда погода позволяла делать что-нибудь за пределами судна, люди работали после обеда на свежем воздухе до трех-четырех часов. В противном случае они в обязательном порядке гуляли установленное время на палубе под навесом. Чай подавали в пять часов, а затем люди с шести до девяти часов занимались в вечерних классах. По окончании занятий подвешивались койки, и в 10 команда ложилась спать.

По воскресеньям никакой работы не допускалось. Люди одевались в лучшее платье, строились и проходили смотр, после чего начиналось чтение молитв и проповеди. Чтобы можно было заполнить остаток дня, на судне имелся комплект брошюр, пожертвованный нам г-жой Эндерби из Блэкхита. Хорошо подобранная библиотечка оказалась полезным даром. В шесть часов вечера открывалась воскресная школа. В воскресный вечер занятия сводились к чтению отрывков из Священного писания. Все завершалось пением псалмов и чтением отрывков из Библии во время литургии. Я убежден в благотворном влиянии на людей этой системы, где обучение сочетается с отправлением религиозных обрядов.

Наша школа была организована исключительно для обучения чтению, письму, арифметике, математике и навигации. Из 18 человек трое не умели ни читать ни писать, а что касается арифметики, то почти все знали ее слабо. Никого принуждать не приходилось, все изъявили добровольное желание учиться. Занятия всегда заканчивались чтением двух глав из Библии и пением вечерних псалмов.

Так проходили первые месяцы зимы 1829/30 года в том мире, который Росс и его спутники, по-видимому, считали мертвым и безлюдным. Но это безотрадное впечатление было обманчивым, как вскоре показали первые дни января.

9 января. Один из матросов, ходивший утром на берег, сообщил мне, что видел неизвестных людей. Тогда я пошел в указанном направлении и вскоре увидел нескольких эскимосов у небольшого айсберга, недалеко от суши, примерно в миле от корабля. Увидев меня, туземцы спрятались за айсберг, но, как только я приблизился, все вместе внезапно выскочили из своего укрытия, став в три ряда по десять человек в каждом. В стороне, ближе к суше, был еще один человек, видимо сидевший на нартах. Тут я отправил сопровождавшего меня матроса обратно, распорядившись, чтобы он прислал ко мне Джемса Росса и еще нескольких человек, которые должны были следовать за ним на некотором отдалении. Затем, подойдя один к эскимосам на расстояние сотни ярдов, я увидел, что каждый из них вооружен копьем и ножом.

Зная, что при встречах между племенами люди обращаются друг к другу с приветствием «тима-тима», я произнес эти слова, и они все ответили мне примерно тем же возгласом.

Когда подошли люди с судна, мы приблизились к эскимосам примерно на 60 ярдов, а затем бросили свои ружья с возгласом «айя, тима». Как мы узнали в Гренландии, так обычно выражалось намерение завязать дружественные переговоры. В ответ эскимосы подбросили вверх ножи и копья, повторяя за нами возглас «айя» и протягивая руки вперед, показывали, что у них, как и у нас, нет оружия.

Но эскимосы не сходили с места, и мы подошли к ним, обнимая поочередно всех, кто стоял в переднем ряду; в ответ они проделали тот же традиционный дружественный церемониал. Это, видимо, вызвало восторг среди туземцев, который нашел выражение в смехе, возгласах и возбужденной жестикуляции, и мы тотчас поняли, что впредь они будут оказывать нам полное доверие.

Опыт Джемса Росса нам здесь очень пригодился, и, узнав от него, что мы — европейцы, или «каблуна», эскимосы сообщили, что сами они — «иннуиты» («люди»). Группа эскимосов состояла из 31 человека. Двое были калеками, и их вместе со стариком перевозили на нартах. Один, как мы поняли, потерял ногу в схватке с медведем, а у другого было сломано или болело бедро.

Все эскимосы были хорошо одеты, главным образом в великолепные оленьи шкуры. Верхняя одежда была двойной и плотно облегала все тело. Спереди она спускалась от подбородка до середины бедра, а сзади кончалась капюшоном, надевавшимся на голову, тогда как полы свисали до лодыжек. Рукава прикрывали пальцы. Из двух шкур внутренняя пришита мехом внутрь, а наружная — наоборот. На ногах были надеты две пары сапог, обе мехом внутрь, а поверх низко спускались штаны из оленьих шкур.