— Машины я люблю, — сказал Микки. — Люблю показывать, на что они способны. И с клиентами разговаривать умею, и позубоскалить, и польстить, когда надо. Но удовольствия от этого я не получаю. А там, во всяком случае, буду иметь дело только с транспортом. Заведовать отделом техобслуживания. Ответственная должность.
— Имей в виду, — напомнил ему Лео, — если тебе понадобятся средства, чтобы приобрести долю в каком-то стоящем на твой взгляд предприятии, — деньги для тебя есть, ты в любое время можешь их получить. Я всегда готов дать добро твоим опекунам на выдачу нужной тебе суммы, конечно, если условия будут рассмотрены и одобрены. Мы проконсультируемся с экспертами. Но так или иначе, деньги имеются, и ты сможешь их взять, когда нужно будет.
— Спасибо, отец, но я не хочу кормиться за твой счет.
— Мой счет тут ни при чем. Эти деньги — твои, Микки. Они предназначены непосредственно тебе, тебе и всем остальным нашим детям. А мне принадлежит только право распределения и передачи. Ведь это не мои деньги, и получаешь ты их не от меня.
— Они мамины.
— Опекунский фонд был создан несколько лет назад.
— Не хочу я их брать! И прикасаться к ним не хочу! Просто не смогу. При том, как теперь все обернулось… — Он встретился взглядом с отцом и вдруг мучительно покраснел. — Я не хотел…
Сорвалось с языка.
— Почему же ты не хочешь к ним прикасаться? — спросил Лео. — Мы тебя усыновили. То есть взяли на себя всю ответственность за тебя, и финансовую и моральную. Мы обязались воспитать тебя как родного сына и обеспечить твое будущее.
— Я хочу стоять на собственных ногах, — повторил Микки.
— Да. Вижу… Ну, хорошо, Микки, но если передумаешь, помни, что деньги есть и тебя дожидаются.
— Спасибо, отец. Спасибо, что ты меня понимаешь. Или если и не понимаешь, то позволяешь, по крайней мере, поступать по-своему. Извини, что я не сумел как следует все объяснить… Я хотел сказать, не могу же я.., воспользоваться.., черт.., об этом так трудно говорить…
В дверь постучали, вернее, ударили.
— Это, должно быть, Филип, — сказал Лео Аргайл. — Будь добр, открой ему, Микки.
Микки прошел к двери, распахнул ее, и через порог, весело ухмыляясь, въехал на своем кресле Филип Даррант.
— Вы сейчас заняты, сэр? — обратился он к Лео. — Мне ведь не к спеху, могу и подождать. Я мешать вам не буду, пороюсь тихонько на книжных полках.
— Нет, — ответил Лео. — Я сейчас не работаю.
— Гвенда не пришла? — сочувственно осведомился Филип.
— Она звонила, предупредила, что не придет сегодня, у нее болит голова, — ровным голосом объяснил Лео.
— Вот как.
Микки сказал:
— Ладно, я пойду. Загляну к Тине, вытащу ее погулять. Эта девчонка боится свежего воздуха.
И легкой, пружинистой походкой вышел из библиотеки.
— Я ошибаюсь, или действительно в Микки за последнее время произошла перемена? Он, кажется, уже не злится на всех и вся? — спросил Филип.
— Он повзрослел, — ответил Лео. — Правда, у него на это ушло довольно много времени.
— Не очень-то подходящий момент он выбрал, чтобы так воспрянуть духом, — заметил Филип. — После вчерашнего допроса как-то не до веселья, вы согласны?
Лео тихо ответил:
— Разумеется, очень тяжело заново все это переживать.
— У Микки, как по-вашему, есть совесть? — продолжал Филип, продвигаясь в своем кресле вдоль полок и рассеянно вытаскивая то один томик, то другой.
— Странный вопрос, Филип.
— Ничуть, сэр. Я просто размышляю. Ведь бывают же люди, у которых нет музыкального слуха. И точно так же некоторые не способны испытывать угрызения совести, раскаяние и даже простое сожаление по поводу своих действий. Взять того же Жако. Он точно ничего подобного не испытывал.
— Да. Это верно.
— Ну а Микки? — Филип помолчал и заговорил совсем на другую тему:
— Можно я задам вам один вопрос, сэр? Вам вообще-то известно происхождение ваших приемных детей?
— Почему вы об этом спрашиваете, Филип?
— Просто любопытно. Меня очень занимают проблемы наследственности. Интересно, насколько велика ее роль?
Лео не отвечал. Филип смотрел на него с живым интересом.
— Возможно, вам неприятно, что я задаю такие вопросы?
— Нет, отчего же, — сказал Лео, вставая. — Вы ведь член нашей семьи и имеете право их задавать. А в данной ситуации, спору нет, то, о чем вы спрашиваете, весьма существенно. Но наших детей, строго говоря, нельзя считать приемными. Мэри, ваша жена, действительно была удочерена по закону. Остальные же попали в наш дом в общем-то неформальным путем. Жако осиротел, его отдала нам на время войны родная бабка. Она погибла во время бомбежки, и мальчик остался у нас. Так уж вышло. Микки внебрачный ребенок. Его мать интересовали исключительно кавалеры. Она назначила цену в сто фунтов и получила их. Что сталось с матерью Тины, нам неизвестно. Она ни разу не написала своей дочери, не потребовала, чтобы ей ее вернули после войны, а разыскать ее не представлялось возможным.
— А Эстер?